— Прости!.. — выкрикнул он плачущим голосом.
— Аз, остановись! — крикнула я вдогонку.
Когда я спустилась в гостиную в одной пижаме, Азриэля уже и след простыл. Мама, вышедшая из кухни с пирогом, приготовленным на завтрак, с недоумением уставилась на меня:
— Доченька, что случилось?..
— Аз… я потом объясню!.. — выпалила я, напяливая верхнюю одежду и отправляясь на поиски.
Чтобы найти Аза, мне пришлось побродить по лесу. Наконец я напала на след: звуки плача становились все отчетливей. Идти пришлось вверх по склону хребта — туда, где до этого мне ни разу не приходилось быть. Достигнув вершины, я замерла: глазам предстала невероятная панорама. Ничего подобного видеть мне еще не приходилось. Я бы стояла и смотрела, разинув рот, если бы не увидела Аза, сидящего на упавшем кедре.
Услышав мои шаги, он повернулся в мою сторону и вздрогнул, увидев, как я приближаюсь. Чтобы он не убежал, я стала говорить с ним:
— Аз, подожди!
Вместо ответа он закрыл лицо руками и снова начал плакать. Коробка с конфетами лежала рядом с ним на том же кедре.
— Прости меня, пожалуйста!
Подняв на меня заплаканные глаза, он заморгал и, шмыгнув носом, забормотал:
— «Прости»? За что?
— Ты сделал эти конфеты специально для меня! Старался! А я…
— Нет, сестричка — покачал головой Аз. — Это ты меня прости. Я ошибся… мне показалось, что это ты любишь шоколад. Его любила…
Имени он не произнес, но мне показалось, что вся природа, окружавшая нас, произнесла его — и оно повисло в февральском воздухе, пронизанном свистом ветра.
— Да ну, перестань, братик, — приобняла я его плечи, присев рядом. — Не плачь.
— А я так хотел, чтобы этот день оказался особенным… — снова шмыгнул он носом. — Я так хотел… так хотел показать тебе это место…
— Это место?
— Я нашел его несколько дней назад, — кивнул он. — Но никому не рассказал: ни маме, ни папе. Держал в секрете специально для тебя.
Я осмотрелась вокруг.
— Оно прекрасно, — протянула я, любуясь расстелившимся лесным пейзажем; с одной стороны он был огражден громадой горы Эботт, а с другой — исполинским Городом и пляжем. Там, где у кедра, на котором мы сидели, начинались корни, вершина круто обрывалась вниз. Место, вне всякого сомнения, было прекрасным, но также и страшноватым.
— И никаких больше подарков мне не надо, — вздохнула я, когда прекратила осматриваться. — Этот — лучший.
— Ты… правда так считаешь? — провел он по глазам рукавом пижамы.
Я ничего не ответила. Мы долго просидели так: в компании друг друга и без единого слова.
— Вернемся-ка мы, пожалуй, — сказала я в итоге. — Мама с папой наверняка с ног сбились.
— Фриск, — только и проговорил Азриэль, обращаясь ко мне.
— Да, братишка, что такое? — откликнулась я, предчувствуя очень важную беседу: по имени Аз называл меня нечасто и только когда был предельно серьезен.
Он повернулся. От выражения его лица у меня заныло сердце:
— Фриск… знаешь… мне иногда очень стыдно… стыдно перед ней.
«Перед ней». По имени ее он так и не назвал.
— Стыдно? За что?
— За то… — отвечал Азриэль, кусая губы и не находя места, куда можно было бы деть свои дрожащие руки. — За то что так любил ее. За то… что даже если она и была далеко не лучшим примером для подражания и сделала мне много плохого, я не перестал ее любить.