— Меня и ремнём не били, — осторожно уточнила она, и тут же оказалась в его объятиях.
— Ты ж моя девочка… — пробормотал он, уложив подбородок ей на макушку и гладя её по волосам. Эовин, быть может, и возмутилась бы, но в ней тоже было много алкоголя. К тому же, на этот раз Грима трогал её не как женщину, а, скорее, как любимого кота — с безграничной теплотой и абсолютно платонической любовью.
— Давай такси закажем и поедем, — предложила она, действительно испугавшись, как бы его не развезло окончательно. Эовин не хотела этого признавать, но такой Грима её пугал. Извращенец нравился ей гораздо меньше, но он был попривычнее. А вот этот любитель объятий казался слишком странным.
— Давай. Только сначала покурим, — Грима наконец отпустил её, а Эовин очень удивилась. Когда это она пропустила новость, что Грима Галмодович курит? Дяде бы это точно не понравилось.
Она вызвала такси, он оплатил заказ. Официант предупредил их, что забрать недопитую бутылку они не смогут, и Эовин проводила уносимое на подносе виски тоскливым взглядом, но тут же решила, что раз платит не она, то и горевать нечего. В конце концов, она же не алкоголик, чтобы расстраиваться из-за спиртного. И всё же в глубине души ей было жалко, что те оставшиеся две трети они так и не выпили.
На улице было холодно, ужасно холодно. Казалось, ещё немного, и она отморозит себе нос. Грима закуривал уже в третий раз, как будто пытался нагнать то, что пропустил за весь день воздержания. Руки у него были почти белыми, но он упорно держал сигарету. Возможно, потому и держал, что пальцы уже замёрзли в этой хватке. Он глядел на небо каким-то слишком умудрённым взглядом, а она исподтишка глядела на него, пытаясь понять, о чём можно думать, просто смотря вверх. Ответ не заставил себя долго ждать.
— Снизу звёздочки кажутся маленькими-маленькими. Но стоит только взять телескоп и посмотреть вооружённым глазом, то мы уже видим две звёздочки, три звёздочки, четыре звёздочки…
— Но лучше, конечно, пять звёздочек, — закончила она за него на автомате. Мысли о недопитом виски вернулись. Пора завязывать с выпивкой, подумала Эовин, вот сразу после Рождества и завяжу, возьму и завяжу.
Такси подъехало только через десять минут после глубокомысленного разговора о звёздочках. К этому моменту Эовин, уверенная, что едет в клуб, а не в караоке-бар на окраине города и потому надевшая платье и колготки, почти смирилась с тем, что в скором времени её ожидает цистит. Вернее, это она может ожидать его. Грима же с таким количеством выкуренных сигарет мог ожидать рак лёгких и всю ту остальную жуть, которую печатают на пачках. Он остановился на четвёртой и после стал по привычке закидываться тик-таком, пытаясь отбить запах, чтобы никто не догадался о его вредных пристрастиях.
— С Новым годом! Куда едем? — задорно спросил водитель, будто нисколечко не был расстроен тем, что его смена пришлась на новогоднюю ночь.
— Домой, — отрешённо пробормотал Грима.
— И вас с наступившим Новым годом! — счастливо улыбнулась Эовин и откинулась на спинку сиденья.
Ехали, как ни странно, молча. Водитель, производивший впечатление человека, любившего поболтать, был тих и не мешал раскинувшемуся на заднем сиденье лежбищу тюленей. Разморенный теплом машины, Грима прижался лбом к окну и в толстой куртке был похож как раз на вот такое ленивое и сонное создание. На счёт себя Эовин иллюзий тоже не питала. Постепенно её и вовсе начало клонить в дрёму, и, возможно, она бы так и заснула, если бы Грима внезапно не начал напевать себе под нос.
— Такси, такси, вези, вези, вдоль ночных домов, мимо чьих-то снов. Такси, такси, хочу в такси я тебя обнять и поцеловать.
И в этот самый момент Эовин поняла, что всё её самообладание, все её отрицательные эмоции по отношению к этому человеку рушатся с неумолимой силой. После пары выпитых рюмок он перестал казаться противным, как прежде, а теперь, когда она увидела, с какой нежностью он может на неё смотреть, побывала на месте кота в его объятиях, услышала неподдельную печаль в его голосе, что-то в ней надломилось.