— Ты знаешь, что я никогда не хотел заходить так далеко, ты один из моих лучших людей, Фостер.
— Вы имеете в виду, что я им был, верно?
— Начальник отдела хочет, чтобы ты отдохнул, и я тоже думаю, — так будет лучше. Уезжай на некоторое время, подальше от этого города и…
— Вы меня выгоняете, не так ли? Называйте вещи своими именами, капитан.
— Никто тебя не вышвыривает. Просто мы все хотим, чтобы ты был в норме. Ты должен взять жизнь в свои руки и вернуться к тому, каким был раньше.
— Херня! — прогремел я, вставая на ноги. — Вы знаете это, и я знаю: я никогда не вернусь к тому, кем был раньше. Никогда.
Он начал играть с толстым золотым обручальным кольцом, одетым на мизинец, и я почувствовал нарастающее чувство досады. Моя рука, сжатая в кулак, стала слишком тяжёлой; я пошевелил пальцами, чтобы возобновить кровообращение, и свободно опустил ладонь вдоль бедра. Капитан Ченнинг горестно посмотрел на меня. Этот мужчина, такой непреклонный и строгий, сжалился надо мной, над моим пустым и ничтожным существованием.
Я должен был уйти, выбраться из этой удушающей дыры.
Одним жестом я скользнул большим пальцем по расстёгнутой кобуре, вытащил Глок и положил его на стол напротив меня. В религиозной тишине я снял с держателя значок и положил рядом с пистолетом.
— Думаю, это всё.
Он кивнул и посмотрел на то, что осталось от моей старой жизни, на развалины рухнувшего существования, раздираемые, как остатки взорвавшейся мины.
— Сейчас я могу идти?
— Конечно.
— Хорошо.
Колени зашевелились, поглощая пространство, отделявшее меня от двери; в четыре быстрых шага я добрался до выхода, вцепился в дверную ручку и вдохнул.
Это был бы последний раз, когда я сюда ступил. Моя жизнь уже давно закончена, а в настоящее время потерять работу — это просто ещё одна капля в море, ещё один удар плетью по избитой спине.
Ничего шокирующего.
— Лейтенант…
— Капитан?
— Береги себя, Фостер.
— Конечно.
Я нажал на ручку, и замок щёлкнул.
Коридор никогда не казался мне таким узким. Слишком много людей, слишком много следующих за мной опущенных взглядов, и молчаливый галдёж, который я мог прочитать в опечаленных выражениях.
Я больше не был одним из них.
Всё кончено.
Я потерял всё.
Часть I
Глава 1
Шейн
Вермонт, полгода спустя.