— Чего ты добиваешься? — продолжала кричать она.
Ударила. Она его ударила. Девушка. Да и какая-то полукровка. Уизли!
Малфою невольно вспомнился дед. В детстве. Он его ударил. Точно также. Когда он заступился за мать. Когда дед ее оскорблял. Первый и последний раз. Физически. Не Круциатусом.
Он сам не заметил, как оказался возле нее, прижав к стене и грубо схватив за предплечья. Страх. Он видит в ней страх. Ураган эмоций. Она сделала слабую попытку вырваться, но Скорпиус лишь крепче сжал ее.
Противно. Сейчас ему было противно. Смотреть на нее, прикасаться к ней. Казалось, что сейчас стошнит.
Он вновь посмотрел на нее. Смелая. Боится, но не плачет. Превосходство. Долбанное превосходство. Возвышаясь над ней, он каким-то спинным мозгом чувствует, как над ним возвышаются отец и дед. Точно также. Прижимают к стене. Правилами поведения, кругом общения, помолвкой. И он такой же беспомощный, как и она сейчас. Не может вырваться. Сбежать. Хотя очень хочется.
— Ты ударила меня? — прошипел Малфой, подставляя к ее подбородку палочку, готовый произнести непростительное заклинание.
— Убери от меня свои чистокровные руки, — она прожигала его взглядом.
Малфой даже ослабил хватку. Вот так. Зажатая между ним и стеной. Под прицелом его палочки. Она умудрялась опускать колкости в его сторону. Констатация факта. Но какая неприятная. Задевающая.
Уизли воспользовалась моментом и высвободилась из его хватки. Она отошла к лестнице, ведущей в спальню, схватилась за палочку, но не ушла.
— Ты хотел… круциатус? — невнятно пробормотала она.
Малфой сжал палочку так крепко, что она едва не треснула. Да, он хотел. Он был готов. Был готов сделать то, за что ненавидел отца и деда. За что ненавидел уже себя.
— Я все расскажу МакГонагалл, — дрожащим голосом сказала Роза.
Малфой ничего не ответил. Он сел на диван, вытянув перед собой ноги и уставился в огонь в камине. Огонь, который так и напоминал ее рыжие волосы. Ему было все равно, расскажет она кому-то или нет. Было все равно, отчислят его, накажут, снимут баллы. Он думал только об одном. Как выбить из себя то, что с ним происходит. Эту жестокость. Мать его никогда такому не учила. Неужели это все в этой поганой чистой Малфоевской крови?
Она что-то продолжала говорить, какие-то угрозы. Нет, он не станет как отец и дед. Никогда. Он никогда не будет таким.
— Никогда, — закричал он, взрывая рядом стоящий стол.
Только сейчас он снова вспомнил о Уизли. Она вновь с испугом смотрела на него, сделав шаг по ступенькам, но все еще оставаясь в гостиной.
— Малфой, ты ненормальный, — прошептала она. — Ты чертов псих. Что с тобой происходит?
— Вот и не смей трогать меня, — он вновь подошел к ней.
И вдруг в ее глазах промелькнуло что-то еще кроме страха. Слезы? Нет, это не были слезы. Но ее глаза определенно стали более влажными.
И вновь воспоминания. Из детства. Далекого детства.
— Я не дам тебе применять к нему непростительные, Драко, — говорила Астория.
— Это лишь мера воспитания, — спокойно сказал Драко. — Чтобы знал, где его место. Чтобы слушал старших.
— Ребенок должен хотеть слушать родителей, потому что они являются для него примером, а не предметом страха, — чуть громче сказала Астория. — И я не позволю тебе так относиться к своему сыну.
— Это мой сын, — Драко встал и подошел к жене, доставая палочку. — И он будет воспитываться по традициям. По традициям Малфоев.
В глазах матери он увидел слезы. Родители не заметили его, стоящего посреди гостиной.