Но больше всего хотелось стоять вот так, зажимая ее между стеной и собой. То, как она смотрела на его губы, закусывая свои, сводило его с ума. Он чувствовал, как в штанах с каждой секундой становилось все теснее.
Его никто никогда так не возбуждал, как Уизли. Что это? Неумелые попытки извинений Фоули? Почему такая реакция на эту чертову, ничем непримечательную полукровку?
И вот она второй раз захотела уйти. А он второй раз ей не дал. Нет, он не позволит своей минутной слабости расслабить ее. Она все равно должна, нет, обязана чувствовать его превосходство.
Но то, что произошло дальше, выбило его из реальности. Он чувствовал свою беспомощность, когда она держала в руках его палочку. Эта девчонка позволила себе привязать его к стене. Это одновременно восхищало и пугало.
Но Скорпиус быстро взял себя в руки, придумав, как выйти победителем и из этой ситуации. Он сделал вид, что принял ее правила.
Его раздражало, что она тоже хочет докапаться до его сути. Но он никогда не позволит ей этого сделать. Ни за что не признается ей, что ненавидит свое происхождение. Что единственный человек, который его любил, убит. И что она единственная, кто заставляет его чувствовать и жить.
Она уже вызывала в нем не только ненависть и ярость. С ней он умудрялся чувствовать все больше эмоций. Умиротворение, глядя на ее забавную пижаму. Спокойствие, слыша, как она скрипит пером в соседней комнате. Зависть ее смеху и огню. Ревность тогда в библиотеке? А сейчас желание?
Роуз будто прочитала его мысли. Малфой рассмеялся. Он не понимал, как такое возможно. Вся ситуация была донельзя забавной, странной, неправильной. Однако в штанах от каждой ее близости становилось все теснее. И сейчас, когда Малфой был беспомощно прикован к стене, он должен был лишь словами не дать понять ей, что безумно хочет ее в этой дурацкой пижаме.
Но она продолжала его читать. Почти как открытую книгу. Читать так, как не удавалось раньше никому. Даже Альбусу.
Она вернула ему палочку, слегка прикоснувшись. Кровь снова хлынула к мозгу и в пах. Ему снова безумно захотелось очутиться рядом с ней. Напугать ее до смерти. Чтобы больше и не думала лезть к нему в душу. Чтобы никогда не поняла, что он сейчас живет только благодаря ей.
Ему хотелось ее взять здесь и сейчас. Впиться в эти невероятные губы. И если бы она не опустила голову, Малфой потерял бы самоконтроль. Член в штанах уже вырывался наружу. Нет, он никогда не опустится до этого. Он не будет спать с Уизли.
Оставив последнее слово за собой, Малфой вбежал в свою комнату, наложив на дверь защитное заклинание, и начал громить ее.
— На, чувствуй, чувствуй эту гребаную жизнь, — кричал он, опрокидывая стол. — Жизнь, в которой ты не можешь делать то, что хочешь. Жизнь, которая не принадлежит тебе.
Как только взошло солнце, Скорпиус отправился в душ. Он стоял под ледяными струями, пытаясь убрать Уизли из своих снов, из своей головы, из своей жизни.
Ему совершенно не хотелось с ней пересекаться, поэтому он решил провести время до завтрака с Алом. И когда он оделся, в окно раздался стук. Скорпиус впустил сову, забирая из клюва письмо.
Скорпиус,
До меня дошли слухи, что ты не особо проявляешь внимание к своей будущей невесте. Ты — самый завидный жених школы. Весь Хогвартс должен знать, что тебе подобрали лучшую партию.
И я узнаю, если ты не появляешься с ней на публике. И ты знаешь, что тебе за это будет.
Твой дед
Скорпиус зарычал. Фоули сука. Неужели нажаловалась? И эти ее вчерашние извинения были за это, а не простые выяснения отношений.
Желание идти в слизеринскую гостиную отпало. Поэтому Малфой сразу отправился на завтрак.
За завтраком проблем прибавилось. Статья в «Пророке». Скорпиус не понимал, когда все это закончится. Мать не вернуть. А на отца и деда ему плевать.