Я ничего не отвечаю. Не знаю, что он хочет услышать. Рейес уже многое мне обещал, если я еще назову его, как он заслуживает.
— Отвечай, — он вдруг резко и ужасно больно сдавливает мне попу.
Боль такая острая, что на глаза выступают слезы.
— Нет, Рейес. Я тебя презираю.
— Тем лучше, чика. Потому что сейчас ты начнешь презирать себя.
И он делает то, что никак не укладывается в моей голове.
Глава 6. В аду. Диего
ДИЕГО
Никогда не представлял, что буду смотреть на женщину с такой ненавистью. И вот смотрю и до тупой боли хочу, чтобы она начала корчиться и извиваться, как многие до нее.
Похер, что она потом с собой сделает. И когда и где это случится, ведь я не хочу ее отсюда выпускать.
Те, кто прекрасно терпят боль, часто ломаются от удовольствия. Они не учились и не умеют противостоять ему. Малейшее искушение валит их с ног.
Зато я учился всему. И когда эта чика станет кусать губы и стонать, я от нее избавлюсь.
Потому что в очередной раз накажу и ее, и себя. Ее — за все. А себя за Клару.
За то, что я смею жить и чувствовать, когда она — уже нет.
Ни выпивка, ни курево не заглушают эту боль. Никогда.
Анхела Рубио еще вчера была девственницей. Вряд ли она мастурбирует. У них в деревне все наверняка живут в одном доме и постоянно находятся друг у друга на глазах. Особо не уединишься.
Мне вдруг хочется больше узнать о семье долбаного ангелочка. Пошлю не Рамоса, а кого-нибудь еще. Фернандеса, например. Он заслужил повышение.
А Рамос серьезно начинает меня бесить своей исполнительностью. Знает слишком много моих слабых мест… и ведь об ангелке тоже скоро начнут говорить.
Надо бы взять какую-то девку одновременно с ней. Какую-то совсем другую, чтобы отвести подозрения. А то придется прирезать всех, кто решит, что я размяк.
Я пытаюсь думать о деле. Блять, честно пытаюсь.
Но как вижу эти курчавые мягкие волосы между ног Анхелы, сознание прямо мутится. Ворота в рай, блять. В самый настоящий ад.
Я не могу не смотреть туда. А если чика не привыкла кончать, мне сейчас придется потрудиться. Может, она вообще фригидная.
Хотя это вряд ли. Такая горячая стерва во всем и уже очень по-женски развитая. У нее даже это место красивое.
Я стискиваю зубы. Стояк дичайший. Девка воплощает прямо все, что я ненавижу.
Она не уважает меня и даже не боится. Она выглядит насколько вульгарно, что увлекла меня с первого взгляда. И если я продолжу, то просто выебу ее в задницу и точно порву ей там все нахер.
Я не люблю в задницу, но это чудесное наказание. И долбаная Анхела Рубио будет у нас мученицей и потерпевшей, а я… я останусь собой.
Хуже, чем говорят, обо мне уже не скажут.
В яйцах ломит от желания куда-нибудь ей вставить, и я оглаживаю член по всей длине.
Глаза ангелочка непроизвольно округляются от ужаса. Бойся, сучка. Дрожи. Предвкушай. Мне нужно, чтобы ты испугалась.
Тогда все станет намного острее.
Я делаю это добровольно, чика. Но совсем не ради твоего удовольствия.
Ее тело охеренно пахнет яблоком, а кожа мягкая и нежная. Я легко касаюсь ее губами около пупка. Довольно чувствительное место.
Сучка дергается, будто ее ударили током.
Сейчас вопить начнет. Заявит что-нибудь идиотское. Собьет мне весь настрой и разозлит до кровавой пелены перед глазами.
И я тихо, но отчетливо говорю:
— Скажешь хоть одно слово, и я вставлю тебе кляп. Ты лежишь на спине, поэтому захлебнешься слюнями и умрешь. Кивни, если поняла.
Она вся напрягается, но кивает.
Просто необъезженная. Толком не ломанная. Ничего, научится послушанию.
Мне остро хочется закурить, хотя приступы накатывают все реже.
Блять. Курение — слабость. Выпивка — слабость. Бабы — слабость.
И я снова целую Анхелу в живот. Если поддаться слабости, пропустить ее через себя, она отпустит. Рассеется.