И, если такие умные, то не засекли ли самого духа? Ведьма могла. И не просто отогнать, могла и развеять. Впервые с начала погони черандаку стало не по себе. Окончательная смерть с развоплощением в его ближайшие планы не входила.
Вот только отстать от джипа он не мог. Упустить ведьму — подвергнуть опасности забавную маленькую "хозяйку", растрепанную блондинку с задорно блестящими глазами и грубоватым, но приятным голосом. Не уберечь. Черандак творил волю пославшего его и противится ей не мог, хоть небо гори.
Наконец, внедорожник влетел под шлагбаум, отсекающий от остального мира небольшую колонию новопостроенных девятиэтажек и затормозил на парковке. Приехали? Или снова обманка?
Приехали. Ведьма вышла и, постукивая каблучками, направилась к подъезду. Сейчас, среди этих декорация, она выглядела гораздо уместнее, чем в деревне Большие Рогавки. Черандак посомневался, имеет ли смысл пытаться просочиться в подъезд, но не рискнул, ведьма выглядела опасно-настороженной.
Впрочем, был и другой путь. Он чуял и слышал гораздо лучше чем человек, пожалуй, даже лучше, чем средняя собака. Может, какой-нибудь призовой сеттер и опередил бы его, но деревенский кабысдох — точно нет. Дух отчетливо слышал, как в предутренней тишине поднимается кабина лифта — очень быстро, гораздо быстрее, чем он ожидал... Но взлететь по стене дома параллельно с ней оказалось вполне возможно. А вспыхнувший в квартире свет вывел на цель не хуже, чем маяк к берегу.
Но вот окна — подвели. Ни единой щели, чтобы всосаться. Черандак уже успел представить себя птицей, бессильно бьющейся о стекло и испаряющейся с первыми лучами солнца. А что — запросто, малиновый шар уже вынырнул из-за горизонта и висел над рекой. Здесь его, конечно, застили многоэтажки, но что с того? Дух чуял. Еще немного, и сидение на стекле станет не просто опасным. Оно станет последним, что он сделает в жизни.
К счастью, ведьма решила, что в доме душно. Подойдя к окну она некоторое время бездумно вглядывалась в медленно розовеющее небо и черный провал двора-колодца, а потом что-то сделала со странным окном и оно — нет, не распахнулось на всю створку, как ожидал дух а слегка упало и так повисло, образовав тонкую щель.
В нее черандак и втянулся.
Дом был тесным, но богатым. Как это понимать, дух не ведал. Есть у тебя деньги, так отчего же не жить на широкую ногу, в нормальном большом доме, где не нужно себя ограничивать и ютиться на крохотной софе вместо нормальной, человеческих размеров, кровати. И стулья могли быть побольше и посолиднее. На эти — что, только ноги положить.
Ковра не было, голый деревянный пол, голые стены, ни гобелена, ни картины, ни лепнины под потолком. Гардеробная оказалась не комнатой, а просто какой-то кладовкой в стене... Черандак счел бы ведьму нищей, если б не одно обстоятельство — комнату просто заливал свет. Он был таким ярким, что дух еле нашел щель, чтобы затаиться.
И вот тоже хитрость — свет был, а жара, духоты и характерного запаха от множества горящих ламп не было. И самих ламп дух не увидел — свет брался словно из ниоткуда.
Значит все же богатая, только... что ж она завалящего ковра-то не велела положить? Ладно, сейчас лето, а зимой? Надо думать, ноги-то отмерзнут. Или высоко — так и ничего? И, вот еще странность — переменив платье на шелковые штаны и рубаху, по виду мужские, а по цвету — явно дамские, ведьма не позвала прислугу, а принялась сама готовить себе чай.
Черандак наблюдал, пытаясь увязать то новое, что увидел с прошлым опытом. Не вязалось. И собачьи воспоминания помогали плохо, можно сказать — никак. Собака — хороший зверь, умный и верный, но мир видит иначе. Псом он воспринимал окружающее мутным, мерцающим, в одном цвете — либо желтом, либо голубом и, в основном, через нос. Но с запахами произошла какая-то беда, они стали все сплошь резиновые: резина с яблоком, резина с колбасой, резина с потом, резина с кровью... точнее, кровь с резиной.
Черандак заново знакомился с миром. И так увлекся, что едва не упустил момент, когда ведьма заговорила. Странно — никакого гостя в доме не было, но, поразмыслив, дух сообразил, что беседует ведьма с плоской мерцающей штукой на красивых коленях, обтянутых резиной с запахом ног и другой резины.
— Ответь! Ответь же мне, — повелительный голос сорвался на тихий шепот, наполненный тревогой и нешуточным отчаянием. — Ответь, я знаю, что ты дома, а этого... нет!
Слово "этого" ведьма почти выплюнула, так выплевывают ругательства.
Наконец штука пискнула и черандак отчетливо расслышал женский голос: молодой, сонный, недовольный:
— Какого черта, а? Я едва уснула в пять утра!
— Соня, пожалуйста, послушай... выслушай меня, — выдохнула ведьма, — не отключайся, прошу. Последний раз, клянусь, больше не побеспокою, чтоб мне душу потерять.
— Хлебать мой суп!, — раздалось из артефакта неизвестной природы но понятного назначения, — сколько у тебя еще симок, а? Еще немного, и у меня черный список пополам треснет. Ты достала меня, ты в курсе? Хочешь, чтобы я заявила, что меня преследуют?
— Родную бабушку под суд подведешь? — неуверенно улыбнулась ведьма.