***
Прошло два дня, состояние девушки оставалось неизменным, прибор искусственного дыхания продолжал равномерно издавать звуки, практически отбивая удары сердца Азаровой. Головин вошел в палату с букетом свежих полевых цветов и вазой, которую уже успел выпросить у медсестер. Поставив цветы на тумбочку около кровати, молодой человек присел на стул, аккуратно беря Веронику за руку и слегка сжимая ее ладонь, передавая хотя бы частичку своего тепла.
Он просидел совсем недолго, когда почувствовал некое движение пальцев девичьей руки. Через несколько мгновений девушка шевельнула пальцами еще раз, неким образом цепляясь за руку Головина. Саша вздрогнул и перевел взгляд на ее лицо. Оно по-прежнему оставалось бледным, но если присмотреться, можно было увидеть, как слегка шевелятся девичьи ресницы. Молодой человек только сильнее сжал ее руку, мысленно надеясь на то, что это все не галлюцинации, что Ника и правда выходит из комы.
Головин продолжал неподвижно сидеть, когда девушка медленно открыла глаза. Саша неотрывно смотрел на нее, не зная, что ему делать: вскакивать и бежать за доктором или же остаться здесь с ней.
— В-в-вы кто? — прохрипела Вероника из-за длительного молчания, Головин же только удивленно вытаращил глаза, абсолютно не понимая, что происходит.
— Саша, — только и смог вымолвить молодой человек, и то, его голос сорвался.
— Вы мой друг? — Ника попыталась улыбнуться, но это движение отразилось болью, и она поморщилась.
— Я позову врача, — Головин отпустил ее руку и практически вылетел из палаты. В голову закрались догадки о том, почему девушка его не узнавала, но он усиленно их отгонял, потому что боялся, что они окажутся правдивыми.
Доктора он нашел быстро и вкратце объяснил случившееся. Мужчина тут же побежал в палату, собирая по пути всех медсестер, Саша же плелся где-то сзади. Достал телефон, позвонил родителям Вероники, Денису, опустился на лавку около палаты, переводя дух. Сердце билось как-то рвано, дышалось вообще через раз, в голове билась только одна мысль: «Она меня не помнит»
Через несколько минут приехали все, кого молодой человек успел обзвонить. Черышев выглядел очень взволнованным, хоть Саша и не рассказал ему о том небольшом разговоре с девушкой. Доктор вышел почти сразу же и пригласил всех в палату. Ника уже не была такой бледной, даже наоборот — на ее щеках появился легкий румянец. Девушка непонимающе всех осматривала, даже с неким интересом.
— Итак, Николай Петрович, Ольга Сергеевна, — врач видимо намеренно обратился только к родителям, но парни, стоявшие чуть сзади, этого даже не заметили, ловя каждое его слово. — У вашей дочери амнезия, надеюсь, обратимая. Пока ее воспоминания застряли тремя годами ранее, то есть ничего, что произошло с ней начиная с 2015 года она не помнит, — женщина всхлипывает, а мужчина снова прижимает к себе, обнимает, будто бы пряча от всего на свете плохого.
Саша опускает голову и закрывает рот рукой, чтобы сдержаться, чтобы не закричать. Она совершенно ничего не помнит, и не факт, что вспомнит, но она ЖИВА, а это сейчас важнее всего. Черышев никак не реагирует, но в его глазах можно прочесть столько эмоций, отчего появляются вопросы, как же он их вообще сдерживает-то.
Доктор еще что-то говорит, а Головин из-за спины отца Вероники смотрит на девушку, стараясь запомнить ее лицо до мельчайших подробностей, больше, скорее всего, ему такой возможности не представится. Она не помнит его. Не помнит. Не помнит…
***
Шли дни, и девушка медленно, но верно шла на поправку. Она по-прежнему никого не узнавала, но общалась с родителями и Денисом вполне дружелюбно. А Головин? Головин больше к ней не приходил. Он сбивал костяшки на руках в кровь, разносил квартиру, пару раз напивался до почти бессознательного состояния. Только это все не помогало, становилось только хуже день ото дня.
Напитки покрепче