– Понял. Ты ничего не чувствуешь ко мне...
– Любви в моем сердце не существует, после случая с королём Стефаном. Аврора – единственное исключение.
– Да если бы дело было в этом. – он приложил руку к её щеке. – Если бы в этом... – повторил вновь.
Его лицо покрылось рябью: дрожали густые брови и длинный подбородок. В глазах переливалась обида, боль осела еле заметной полоской над нижним веком. Как бы он себя не вёл, что бы не творил... Но ведь, абсолютно точно, искренне и сильно любил Малефисенту. Какого это смотреть на самого любимого, самого дорогого... В чьих глазах не видишь взаимных чувств, а лишь это добивающее сочувствие, ужасную жалость и утешающую грусть? Определённо тяжело и больно.
– Сколько бы я ни старался, тебе мало. – Борра опустил руку.
– Это не та... – начала фея, но была перебита серьёзным голосом.
– Ответь. Ты любишь его, да? Любишь, даже когда он умер?!
– У меня давно угасли чувства к Стефану.
– Прекрати! Нарочно строишь из себя непонимающую! Прекрати, хотя бы из-за уважения к моим чувствам!
Казалось, что Борра был готов вырвать себе сердце, как Данко, но не для идущей толпы, а лишь для одной Малефисенты! Его рука сжимала ткань рубашки, скрывающую горящую душу. Фея же крепко спрятала кулон на груди в ладонь. Она медленно отвела взгляд в небо, выдерживая паузу.
– Я не знаю. Он просто мне дорог. — призналась колдунья.
– Сомневаешься... А меня однозначно не любишь... Хах, как же глупо, я завидую сдохшей птице.
Малефисента грозно посмотрела на него, заставив замолчать. Борра же даже обрадовался тому, что глаза владычицы загорелись, смотря лишь на него. По крайней мере в них уже не было унижающей жалости.
– Что ж, я пожалуй пойду. Не беспокойся, больше доставать не буду. Сиди и наслаждайся одиночеством, цепляясь за прошлое. – кинул он последнюю фразу, поднялся над деревьями и потерялся в небе.
Малефисента сняла кулон и держала его в холодных ладонях, наблюдая за отражением лунного света от граней драгоценности.
– Любила или люблю уже не важно...
Фея подняла взгляд в небо, её глаза заполнились морской влагой. Но было не ясно отчего: может это было от ветра, а может от тоски и невыразимой иначе печали. Уставшие глаза еле удерживали внимание, а веки бессильно поднимались и опускались, нагруженные тяжестью бархатных ресниц.
– Если я потеряю Аврору, то не знаю как смогу продолжать жить... Не могу потерять ещё и её следом. Так как же мне избавиться от этого дурного недуга?
Ветер усилился и встревожил прохладным веянием высокую траву, нарушив ночной покой насекомых и мелких волшебных жителей. Сотни светлячков и крошечных фей поднялись в тёмную высь, освещая небесную пелену салатовыми, лимонными, черничными и клубничными огоньками. Будто кто-то невидимый нарочно взъерошил растительность, чтобы утешить могущественную фею ночной красотой леса. Покрайнее мере так хотелось думать самой Малефисенте. И почему-то эти мысли успокаивали и грели её озябшее сердце.
– Госпожа, пойманы два вора. – вышел с докладом огромный древо-воин.
– Что ж, отлично. Можно будет попрактиковаться на людях... Где они?
– Связаны на поляне.
– Хорошо, Бальтазар. Скоро приду.
Охрана леса стала чуткой, теперь нога человека не могла оказаться незамеченной, что уж говорить о том, что стоило кому-то чужому только ступить в лес, как он тут же был обнаружен и связан, если время уходило за закат. Подготовка к сражению и неожиданной атаке оказала огромное влияние на дальнейшую жизнь народа Топких болот. Любой незнакомый шорох мог означать угрозу и приближение смерти.
– Так быстро поймали... Твоя заслуга, Диаваль. Спасибо. – расслабленно и даже почти приподняв уголки губ, сказала фея.
Трость аккуратно и беззвучно подминала траву сливаясь с шагами владычицы тьмы. Совсем скоро Малефисента оказалась подле нарушителей.
– Так-так... Наглые люди, зачем явились?
– Камни... Нам нужны камни из пруда для оберегов от вампиров! – пискляво протараторил длинноволосый мужчина.
– Они вам не помогут, да и воровать – дело низкое. А ты что скажешь? – перевела взгляд фея на другого преступника.