— Тише, тише… — моментально развернувшись, он призвал из шкафчика с зельями обезболивающее. Со страхом навредить еще больше, он с большой осторожностью приоткрыл ее рот, и влил некоторое количество зелья. Через пару минут стоны стали тише, а потом и вовсе прекратились.
— Мне нужно забрать ее к себе. Иначе ей будет лишь хуже. И она не выживет.
— Но… Но ты же знаешь, я не могу так просто распорядиться этим… Надо узнать…
— Ты хочешь что бы она умерла? Хочешь утром обнаружить ее бездвижной и холодной на этой койке?
— Нет, но…
— Тогда я заберу ее к себе.
— Ну… Ну хорошо Северус…
Воспользовавшись заклинанием мобиликорпус, Снейп поднял ее тело с кровати и понес перед собой.
— Северус, — он повернул голову к мадам Помфри. — спасибо… И, я верю в тебя.
Сухо кивнув, профессор, с телом Гермионы, плывущем по воздуху, вскоре вышел сквозь двери Больничного крыла, и удалился, в направлении подземелий.
***
Добравшись до своих покоев, Северус уложил Гермиону на свою кровать (сам он пока решил поспать на диване) и стал обследовать ее раны.
— Глупая девчонка. Зачем нужно было бросаться прикрывать меня? Я в любом случае получил бы меньше ранений, да и кому меня будет жалко? Ох уж эта Гриффиндорская храбрость. Безрассудство! Глупость, да и только. А теперь у меня перед ней еще и долг жизни. Как будто остальных было мало… Нет, я бы в любом случае помог ей, но почему снова эта кабала? Хотя что я удивляюсь, пора бы уже привыкнуть…
///
(2 дня назад.)
— Северус, прекрати убиваться, соберись, ты ведь знаешь, что она сама этого не хотела, мой мальчик — как-то по-отцовски произнес с портрета Альбус. Он порой заглядывал на свой маленький портрет, на полке, в покоях Снейпа, что бы присматривать за ним. И сейчас он тоже был здесь, ведь никакие закрытые камины и комнаты не могли его остановить.
— Что вы понимаете, Альбус? — отчаянно произнес он.
— Я понимаю тебя, Северус.
— Нет, совсем нет! Я снова принял в свою жизнь кого-то, живое существо, и в этот раз это был даже не человека и снова остался ни с чем!
— Она не хотела этого, поверь. Она полюбила тебя, такого, каким ты ей открылся. Я знаю.
— Что? Еще скажите, что знали об этом с самого начала!
— Ну… — немного замешкавшись Дамблдор продолжил. — Ну не с самого начала, но знал, прости.
Несколько минут прошли в молчании.
— Вы жуткий человек. И я никогда вас не прощу. Знайте, НИКОГДА. Почему нельзя было рассказать?
— Потому что…
— Ай! Даже не отвечайте, опять я услышу эти бессмысленные слова, что так лучше и это всем на пользу.
— Они вовсе не бессмысленные. — насупившись, произнес бывший директор.
Он собирался уже уходить, но перед тем как исчезнуть, сказал: