Спустя несколько недель Серафима, взвесив все за и против, решилась рассказать Евгению Константиновичу о своем супруге. Кто, как не он, человек, потерявший пару лет назад жену, но хранивший ей верность, мог понять чувства женщины, которая знает, что в этот самый момент, когда она рассказывает об этом, ее муж встречается с другой, что они занимаются любовью на супружеской кровати, что на следующий день, когда она вернется, грязные простыни будут убраны в шкаф и ей придется стелить новое постельное белье, и что она, несмотря на все это, уважает и ценит своего супруга.
— Помнишь, ты предлагала мне посильную помощь в деле моей племянницы? — спросил Евгений Константинович во время ее последней поездки за город.
— Да, конечно, — вечер был холодным, и Серафима подвинулась к камину. — Что я могу сделать для нее?
— Не столько для нее, — замялся Палеев.
— Не для нее?
— Не только, — он посмотрел на Серафиму своими большими коровьими глазами. — Видишь ли, моя племянница сейчас в тюрьме…
— В тюрьме?
— Да. Хотя я считаю, что это место хуже, чем тюрьма.
— Бедная девочка.
— Она должна была знать, что этим все закончится.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. Знаешь, кто ведет дело Антонины?
— Нет. Кто?
— Прокурор Филипп Бесков.
— Филипп суровый прокурор. Я так сожалею.
— Да. Именно он определил Антонину в «42/24».
— Что это за место? Не слышала о таком.
— Это худшая тюрьма в мире, особенно нижние этажи с одиночными камерами, — Евгений Константинович протянул Серафиме папку с бумагами. — Мне стоило неимоверного труда собрать все это — он с трудом проглотил вставший поперек горла комок.
Серафима раскрыла папку, охнула, увидев фотографии избитой женщины.
— Это Антонина на следующий день после случившегося, — пояснил Палеев.
— Боже мой! Кто мог сделать такое?
— Охранник. Он избил и изнасиловал ее. На следующей странице результаты анализов. Если бы не один мой давний друг, я бы никогда не смог получить эти бумаги.