— Это всё изменит, — заметил он, рассматривая её приоткрытые губы.
— Я знаю, — кивнула она. «И хочу этого», — хотела добавить она, но промолчала.
Той ночью она вернулась домой в его свитере, и её губы горели от так и не достигшего их поцелуя.
Это всё ещё была дружба.
Меньше чем через месяц он сообщил ей, что ему нравится другая. Это было неприятно и болезненно, но она проглотила обиду. Это была её знакомая, о которой она, впрочем, не могла сказать ничего хорошего, но, как друг, она поддержала его.
Та симпатия прошла быстро, но за ней пришла другая.
Это был третий переломный момент. Она не знала девушку, ставшую его новым увлечением, но всё равно помогала добиться её, давая советы и утешая в период неудач. Казалось, он был счастлив, вступив в отношения, и она смогла заглушить собственные чувства, безмолвно радуясь за него.
— Извини, но я не могу отдавать себя двум людям одновременно, — сказал он в середине сентября, когда она спросила, почему он стал реже писать. — Она моя девушка, ты понимаешь?
Затем шли месяцы её безликого существования: она мало ела и много плакала, слушала Nirvana, расковыривая собственные раны, и смотрела в потолок, чувствуя растущую пустоту.
После пришло осознание: он ушёл, а она осталась. Она знала, что люди уходят, и такое не раз происходило в её жизни, просто почему-то казалось, что он останется. Восстановление было мучительным и медленным, но к концу декабря она вновь смогла дышать.
Тогда он вернулся в первый раз, разбитый и истощённый. Она — его бывшая девушка — высосала из него силы и оставила. Он был печален и одинок, поэтому явился к ней. Это было больно. Она сказала, что не может вновь дружить с ним, не после того, что он сделал.
— Этого никогда не повторится, я клянусь, — сказал он, и она поверила.
В феврале они выбрались на короткую прогулку по центру. Она была почти счастлива и охотно рассказала ему о парне, который нравился ей уже около месяца. Он усмехнулся и отпустил пару язвительных шуток, затем закурил и лишь хмыкал, пока она говорила.
В конце марта он сообщил, что хочет съехаться со своей девушкой: они встречались около трёх недель.
— Это невероятно глупо, — прокомментировала она. — Вы знакомы не больше месяца. Бредовая идея.
— Мне всё равно, что думают люди. Плевать, что ты думаешь, — заявил он.
— Отлично. Я больше не скажу ни слова.
Он написал ей через полтора года, раскаиваясь в собственной глупости. Она, превозмогая боль, приехала к нему и долгие восемь часов успокаивала, пока он рыдал, курил и пил. Он уснул на её коленях, пропитав джинсы солёной влагой.
Она знала, что их дружба не была идеальной, но ему нужна была поддержка, и она подставляла собственное плечо, срываясь с учёбы и встреч с друзьями, приезжая среди ночи, чтобы просто быть рядом. Вероятно, он всё ещё был влюблен, потому что много говорил о ней, бывшей девушке, и часто плакал. Она убирала его квартиру и готовила еду, потому что сам он не мог даже заварить кофе.
Через несколько месяцев он пришёл в норму: стал меньше курить и пить, больше выходить на улицу. На учёбу ходил дважды в неделю, но этого было достаточно, чтобы его не отчислили. Она спрашивала о его самочувствии, и он пускался в длинные описания, выворачивая душу наизнанку, и она впитывала его, пропуская боль через себя.