Он сидел на подоконнике, свесив одну ногу на пол, а другую согнув в колене и оперившись спиной о холодный кирпич стены. Серебристый свет открывал взору его начищенные туфли, выглядевшие вычурно среди этого беспорядка, чёрные штаны и уголок его темного пиджака. Лицо оказалось сокрыто темнотой, в которой поблёскивали его белёсые волосы и серо-голубые глаза. Оранжевый огонек сигареты, зажатой между его зубами, освещал контур губ.
Он медленно втянул в себя никотин, покрутил на языке, пропуская в лёгкие и выдохнул через нос, отчего по комнате разнёсся неплотный серый дым. Здесь было тихо, и Драко чувствовал, как успокаиваются демоны внутри, опуская свои черные головы и прикрывая светящиеся жёлтые глаза. Нервы, натянутые, словно тонкие струны, постепенно возвращались в исходное пластичное состояние. После ещё одной крепкой затяжки дыхание практически выровнялось, приходя в норму. Приложив два пальца к крупной вене на шее, Малфой про себя считал пульс, ожидая, когда сердце окончательно успокоится. И хотя внешне он был невозмутим, внутри всё ещё кипела буря – злость, бурлящая под кожей, отдающая зудом на кончиках пальцев.
Когда Драко открыл глаза, дверь немного отворилась на столько, чтобы мог войти человек, и так же тихо закрылась, не пуская внутрь свет хогвартских коридоров. Луна осветила её силуэт, очерчивая контуры простой плиссированной юбки, белой блузки и джемпера, затянутого по самое горло форменного галстука и вьющиеся кудри, снова аккуратно убранные заколкой с левой стороны. Драко посмотрел на её ноги – полоска голой кожи, начинающаяся чуть выше колена и заканчивающая черными гольфами, плотно обтягивающими голени, в серебристом свете казалось почти прозрачной. Её грубые чёрные ботинки прятали узкие щиколотки. Затем взор лениво пополз выше, цепляя скрытые одеждой бёдра и тонкую талию. Её грудь размеренно вздымалась. Открытая шея переходила в острый подбородок, на который падала чёрная тень, делая его более узким. Драко мазнул взглядом её губы, сжатые в линию, нос и наконец достиг глаз, которые казались совершенно чёрными при мутном освещении.
Лицо Гермионы не выражало ничего – белое полотно, на котором могла возникнуть абсолютно любая эмоция, стоило каким-нибудь словам прозвучать в тишине помещения. Но Драко молчал, пока разглядывал её. Затем он отвернулся к окну и сделал последнюю затяжку, потушив сигарету о подоконник. Он проглотил дым, чувствуя, как тот оседает на стенках легких и согревает органы в груди.
Гермиона тоже молчала, осматривая его фигуру и то, как скривился его рот, когда она вошла. Это было унизительно – стоять здесь, да и вообще идти в эту комнату, но она ничего не могла поделать с щемящей болью. Кожа шеи все еще пульсировала там, где были его пальцы, хотя она знала наверняка, что никаких синяков пока не осталось.
В комнате стояла вибрирующая тишина, оседая слоями недосказанности на их плечах. Гермиона сделала несколько шагов вперёд – в маленькой комнатушке эти шаги казались километровыми. Малфой отчётливо слышал тихий стук её ботинок по пыльному полу, но не повернул головы, чтобы взглянуть. Тот покой, которого он, казалось, достиг, снова покинул его, и кровь быстрее разгонялась в венах, отдаваясь шумом в ушах. Парень снова почувствовал вспышку неконтролируемой ярости, когда Грейнджер присела рядом на подоконник, даже не стерев грязь. Он посмотрел на её профиль, освещённый луной, и заметил красные следы собственных пальцев, оставшиеся на её шее, словно отпечаток его руки на ручке двери этой комнаты. Его ладонь взметнулась, и Драко очертил контур образовавшей гематомы, которая, впрочем, могла не образоваться, если в правильный момент применить нужные чары.
-Больно?
В тишине его голос прозвучал хрипло и низко. Гермиона прикрыла глаза, когда холодные пальцы Малфоя коснулись её кожи.
-Нет,-ответила она.
Ей не было больно. Не физически.