Мне рассказала лилия долин... - 19
Ренсинк Татьяна
***
«Печальнее долгого плавания нет», - глядел на линию морского горизонта Михаил. - «Меня всего разрывает лишь от того, что Варя не видит, не понимает меня, а Николя... Как только Николя выдерживает все удары судьбы?... Любимая умерла, отец тоже, все заботы о семье, матери, легли на него одного. Будь я на его месте вряд ли бы нашел в себе волю взять себя в руки и идти дальше. Может и начавшаяся война тому причина, конечно...»
Корабль, где он находился с Николаем и еще парой доверенных, чтобы перевезти учеников корпуса в Свеаборг, в Финляндию, уже давно был в пути. Осень 1812 года тоже торопилась, вступив в свои права и принося промозглые ночи, холодные ветра да дожди, от чего плавание было еще тяжелее и горестнее.
Особенно тяжело было младшим воспитанникам. Переезд в страхе, что все равно могут напасть на них вражеские войска, что может и погода погубит в какую бурю, да страх за оставшихся родных и уже исчезнувшие с горизонта родные берега — все усугубляло, убивало настрой и надежды на лучшее. Мальчики мерзли, боялись, нуждались в ласке и подбадривании со стороны старших, чем и занимались те, кому их судьбы были переданы на это время...
Довольно время был в таком я рассужденьи,
Кому б я посвятить сие мог сочиненье,
И наконец, узнав читателей таких,
Которы бегают совсем полезных книг,
И удовольствие в том только полагают,
Когда от скуки вздор какой-нибудь читают,
Или ложася спать, тож сказывать велят
Тем, кои басни им нелепы гозорят,
Ведутся кои лишь у нас в простом народе,
А ныне то и здесь у многих стало в моде;
Я то же самое издать решился в свет,
И мню, что таковым послужит не во вред;
Хоть должно поступать в сем деле осторожно
На всех читателей потрафить невозможно:
Кто к пышным авторам одним расположен,
Другой романами одними лишь пленен.
Что будет, или нет мой труд во уваженьи.
Сие я отдаю на ваше рассужденье;
Купец охотнику товары продает,
И книга в обществе читателя найдет...
Пока Николай сидел и читал книгу перед рассевшимися на верхней палубе воспитанниками корпуса, уставившимися на него со всем доверением и вниманием, Михаил отошел в сторону и, облокотившись на борт, снова глядел на пасмурное небо, за серыми облаками которого никак не было видно заката, а сердце звало и не теряло надежды увидеть его...
-Это какую книгу Вы будете нам читать сей раз? - поинтересовался один из мальчиков у Николая, и тот ласково улыбнулся, взглянув на раскрытую перед собой страницу:
-Сказки русские, Тимофеева!
-Фу, - выдохнул другой мальчишка.
-А мы любим, - закивали другие. - Сказку, сказку!
-Да, усладите слух наш снова, - подхватили ребята и постарше, на что Михаил оглянулся:
-Те, кто пройдет весь путь, бравыми ребятами будут слыть. Будут ладно скроены, крепко сшиты.
-Российским флотом можно будет радоваться! - восхищенно подхватил Николай, перемигнувшись с Михаилом. - Будет хорошее пополнение, и время покажет, кто не посрамит бело-голубого флага! Многие отдадут жизни за честь родины, но многие ли будут слыть и бравыми среди своих?
-Как это? - удивились некоторые из совсем молодых мальчишек, и Николай продолжил:
-А вот для того книги и пишутся! Надо быть не только сильным, но и образованным. Вот, послушайте, что нам рассказывает хотя бы этот Тимофеев, а уж потом познаете и иных, и сами может что сочините.
-А Вы сочиняете? - поинтересовался белокурый воспитанник, прищурив свои глазки и ухмыльнувшись соседу, на что тот гордо ответил:
-Мой брат, - указал он рукой на Николая. - Мастер на все руки будет! И сочинит еще и не такое!
-И все мы, его братья не посрамим ни имени своего, ни родины! - подхватил и другой его, который был еще моложе.
-Ладно, Мишель, Петр, - улыбался им Николай, в душе радуясь за слова своих младших братьев, и принялся читать. - Любезный читатель! Причина, побудившая меня собрать сии сказки, есть следующая: известно, что много находится таких людей, которые, ложась спать, любят заниматься слушанием или читаемых каких-либо важных сочинений, или рассказывания былей и небылиц, а без сего никак не могут уснуть. Почему я, желая услужить охотникам до вымышленных вздоров, постарался собрать столько, сколько мог упомнить, и сказать оные в свет. За излишне почитаю напамятовать читателю, чтобы таковые рассказывания, мною издаваемые, были хотя мало правдоподобны, но они основаны на лжи и выдуманы для препровождения скучного и праздного времени; по пословице, сказка ложь, а песня быль. В заключение же прошу тебя, любезный читатель, заниматься чтением сих сказок, если ты охотник, а когда противной, то, пожалуй, оставь оные и не брани меня...
Николай выразительно, с душою читал «Сказки русские» Петра Тимофеева, как и другие разные книги, которые он да еще некоторые взяли в это плавание с собою. Будучи полным уверенным в том, что на примерах сказок да на примерах выдающихся людей можно воспитать настоящих богатырей, Николай любил рассказывать и учить тем самым своих воспитанников.
Михаил так же любил слушать чтение их общего друга и назначенного начальством корпуса «воспитателя», но как ни старался целиком и полностью отдавать внимание сюжету тех рассказов, душа звала в свои дебри мыслей да желаний...
-Опять грустишь? - встал с ним рядом Николай, когда уже была глубокая ночь, а на палубе — тихо.
-Да нет, - пожал плечами тот и вновь отвел взгляд на блеск воды за бортом. - Вспоминаю наши годы в корпусе. Поднимались в 6 утра и становились во фронт, чтоб дежурный офицер нас осматривал, опрятны ли, достойны ли. Потом в классы, а в 12 часов — шабаш. Пища простая, здоровая, да белье все меняли два раза в неделю. Конечно же, мальчишкам сейчас, вот так вот раз, и привыкай к морскому устою, к опасностям. Теперь стали плакать, что жизнь в корпусе райская была.
-Ничего, привыкнут, - улыбнулся Николай. - Знаешь, я думаю, расскажу им о капитане Василии Лукине — давнем друге моего отца.
-Наслышаны, - закивал Михаил одобрительно. - О таком богатыре стоит миру поведать! С его жизненных примеров многому можно научиться. Но какой он силой обладает! Я вот завидую.
-Ну тебе уж завидовать-то, - хихикнул Николай. - Силы и у тебя не отнять! Вот с древней Руси к нам не дошли имена и подлинные истории тех богатырей. А ведь люди той поры обладали исключительной силой и ловкостью, чем Россия может гордиться.
-Ну что ж, значит у нас есть еще одна задача — донести до мира имена тех богатырей, которые есть сейчас, чтобы увековечить их имена и дать пример, - без капли сомнения в своих словах сказал Михаил.
-Про дядю Лукина я уж точно расскажу! - уверенно выдал Николай и облокотился на борт. - Никогда не забуду тот день, когда этот весельчак приехал к нам в дом. Я был еще малышом, держал в руках томик Вольтера, и тут ко мне протягивается его громадная ручища, он представляется. Я был поражен и восхищен! Он сказал: давай дружить! А какие игрушки у тебя есть? Я ему показал свою деревянную лошадку, барабан, а он вынул из кармана серебряный рубль, свернул его чашечкой и протянул мне, сказав: это будет ведерко для твоего боевого коня! Храни на память! Я был еще больше восхищен. И тогда он предложил мне увидеть Кронштадт. Он подбрасывал меня развеселившегося к потолку и ловил, как пушинку. Веселья мне столько никогда не было! Тут вошли мои родители. И дядя Лукин сказал: Смотрите, Николай высоты не боится! На грот мачте не заробеет, голова не закружится... Быть тебе моряком, Коля!
-Так ты и выбрал этот путь? - с восхищение слушал рассказ Михаил.
-Да, у меня появилась цель, желание. И я от них не отступлюсь! - закивал Николай.
-Побольше бы таких людей!
-А ты как выбрал море?
-А я любил кататься на лошади и поднимать все тяжелое. Отец хотел, чтобы я пошел, как он и мой дед, в лейб-гвардию Преображенского полка. Но однажды я посетил один корабль с моим дядей, Пашковым... Он тоже служил в Преображенском с моим отцом, - усмехнулся Михаил. - Мир порой так мал... Так мой отец с матерью познакомился, полюбили... А когда я увидел, что вытворять могут моряки, увидел в коротком плавании с дядей море, то мою душу оторвать от стремления стать моряком никто не смог, да и усилий особых не прилагали. В конце-концов одобрили и зачислили в корпус.
-Да, - вздохнул глубоко Николай, довольный судьбой. - В море много богатырей. Без силы здесь нельзя. Дядя Лукин у нас разглядел на секретере бронзовый бюст Мотескье и протянул мне, чтобы проверить в силе, в которой я его уверял. И все глядели, как мои детские дрожащие ручонки поднимают над головкой этот бюст несколько раз. Так, уезжая, Лукин наказал мне: про Монтескье не забывай! Каждый день упражняйся с бюстом. Верхом на лошади катайся — на настоящей, плавай каждый день по часу. Здоровяком станешь! И уже к осени я окреп, научился плавать и ловко ездил верхом.
-И вот, по воле рока ты и стал богатырем, как Лукин, - подмигнул Михаил и обнял его, прослезившегося за плечи. - Отец гордится тобой.
-Да, - закивал тот. - Как надел погоны мичмана, так отцу и доложил, что высокое начальство обратило свое благосклонное внимание на наши глубокие познания, да назначило нас воспитателем Морского корпуса с присвоением звания подпоручика с правом преподавать в трех классах: морской эволюции, морской практики и высшей теории морского искусства!... А в марте он уже и умер...
-Тобой можно восхищаться. На твои плечи легли заботы содержать мать, братьев, сестер...
Друзья еще долго стояли на палубе и беседовали, вспоминая прекрасные моменты недалекого прошлого, своей двадцатилетней жизни. Души рвались назад, к тому, что уже не вернешь, плакали по тем, кого уже нет, но крепкая сила духа сдаваться не давала и не даст, они знали.
Они точно знали, что любая неприятность — как буря. Ее бояться не стоит. Она просто должна быть. Должна пройти. Они привыкали уже с детства видеть ее без боязни и хладнокровно встречать ее: «Таким образом, с самой юности, мореходец вменяет в ничто ужасы природы, и силою привычки он так же беззаботно пускается в море, как вы ложитесь в вашу постелю.»