— Возвращайся уже в постель, ладно? — я сдвигаю покрывало с его стороны. — Мне нужно, чтобы ты согрел меня своим термобельём.
С пакетом из пекарни в руках Джимми запрыгивает в кровать — больше на меня, чем на свободную часть — и я визжу, когда он приземляется. Каркас кровати скрипит и изголовье вновь бьётся о стену.
— Я собираюсь положить туда войлок или какой-нибудь резиновый чехол.
— Потому что… — дразню я.
— Потому что, может не сегодня, может даже не завтра, но, когда-нибудь, я собираюсь вытрахать тебя и эту кровать прямо через стену, — говорит он, целуя меня.
Рот Джимми обжигает меня мятной прохладой, а кожа кажется ледяной по сравнению с моей. Я прижимаюсь ближе и вновь оборачиваю свои ноги вокруг него. Он выдыхает мне в щёку и стонет, а может, это делаю и я.
Я натягиваю покрывало на наши головы, и Джимми смеётся, целуя меня, прежде чем отстраниться.
— Это тебе, — он кладёт рядом со мной бумажный пакет в сооружённой нами палатке из стёганного одеяла.
Я разворачиваю верхушку тёплого на ощупь пакета и заглядываю внутрь.
Свежие, горячие, прекрасные пончики. Их два. Джимми берёт один и протягивает мне. Я вонзаю в него зубы, и мои глаза закрываются.
Глазурь сладкая, тесто идеальное. Из меня вырывается невольный стон, и я понимаю, что мой свеже-пончиковый стон очень даже схож со стоном из-за Джимми.
Его глаза движутся по моему лицу, и он тоже кусает пончик, а затем подносит большой палец к моей губе. Я чувствую крошки глазури на своей коже и пытаюсь их слизнуть. Видимо, у меня не выходит, потому что Джимми облизывает свой палец и стирает крошки за меня.
— Черт, ты красавица.
Мило, что он это сказал, но я чувствую, что должна почистить зубы, да на голове у меня творится непонятно что. Но из-за того, как Джимми смотрит на меня, я чувствую себя красивой. Очень красивой. Он откладывает пакет и крепко сжимает меня, переворачивая нас так, что я оказываюсь сверху. Мои спутанные волосы спадают на его грудь.
— Я откопал твою машину, — он улыбается, наблюдая за мной и проводя пальцем по моей ключице.
— Уже?
— И, — добавляет он, вытягиваясь чуть больше, так, что я вижу каждый секси-дюйм его пресса, — я свистнул твои ключи и пригнал её сюда. Кто сказал, что рыцарство вымерло?
— Ну, это была не я, — я провожу пальцами по его грудной клетке.
Джимми кивает, чуть наклоняя подбородок, чтобы лучше меня видеть.
— Знаешь, я тут подумал, так как сегодня будний день…
— О, Боже мой, — я цепляюсь за его грудь. — Который час?
— Около восьми, — отвечает он в своей развратной сексуальной манере, которая говорит мне о том, что у него есть планы. Множество планов, и ни один из них не включает взаимодействие с внешним миром.
— Чёрт, — я выпутываюсь из-под одеял и запихиваю остатки пончика в рот. — У меня работа. Мне нужно бежать.
Я собираю свои шмотки, которые он аккуратно сложил на стул у кровати. Сначала я хватаю трусики и натягиваю их на бёдра. Я даже не успеваю их как следует надеть, как уже держу в руках джинсы и втискиваюсь в них.
Джимми садится на кровати, расставив ноги и положив локти на бёдра. Его волосы в беспорядке. Он самое сексуальное создание на планете.
— Я увижу тебя снова? — спрашивает он.
Я замираю с пальцами в петлях ремня, в то время как мой рот всё ещё занят пережевыванием пончика.
— Если захочешь.
Джимми делает взмах своей большой рукой и хватает меня, утаскивая на кровать.
— Я даже не собираюсь отвечать на это. Настоящий вопрос: как сильно ты опаздываешь?
— Ты сможешь быть быстрым? — говорю я, крепко сжимая бесподобные V-образные мышцы.
— Ты бессердечная женщина.
Я впиваюсь в него руками. Работа есть работа, и я ненавижу опаздывать. Абсолютно ненавижу. Но думаю, я бы возненавидела ещё больше то, что мне пришлось бы уйти прямо сейчас.