Облизнув свои пересохшие губы, я неуверенно бормочу:
— Почему?
— Гамбино отличаются от нас. Итальянцы семейные люди, но у них есть кое-какие проблемы между собой. Они не могут доверять друг другу. У каждой семьи свои мотивы. Вито пришел ко мне в поисках мира. И его предложение приветствовалось. Он с уважением обращался со мной и рассказал мне, где он видит наши семьи через десять лет. И его видение ситуации, — он сжимает мою руку, — совпадает с моим.
Переносицу покалывает, а глаза жжет.
— Папа, мне же только восемнадцать…
Я просто хватаюсь за соломинку. Эта фраза не имеет смысла даже для меня. К счастью, брат приходит мне на помощь.
Мигель вступает:
— Рауль ухаживал за Алехандрой с шестнадцати лет, папа. Ты дал им свое благословение. Это… — Его гнев берет над ним верх, и он выплевывает: — Это же смешно. Такое просто… просто нельзя допустить.
Да! Господи, да!
За пять минут, что я здесь была, я забыла о своем парне. Он поможет мне. Я знаю это.
Мой отец встает и поворачивается лицом к Мигелю. Совершенно спокойно он отвечает:
— У тебя есть идея получше? Нам нужен такой союз, mi hijo (прим. с исп.: сынок). Алехандра понимает. Эту жертву надо принести. Она делает это ради семьи. — Он поворачивается ко мне, его глаза заполнены гордостью. — Это честь.
Первая слезинка скатывается по моей щеке. Мое горло сжимается.
— Я не хочу выходить за Дино. Я хочу выйти за Рауля.
Мой отец вновь разворачивается ко мне.
— Я позвонил Раулю этим утром. Он отпустил тебя, поскольку я пообещал ему руку Вероники.
Эти слова ударяют по моему лицу, словно пощечина. Вновь и вновь боль заполняет меня, сокрушая.
Закрывая глаза, я даже не пытаюсь быть вежливой. Я поднимаю руки, чтобы прикрыть лицо, пока рыдаю.
— Как… он… м-мог?
Но вместо того, чтобы утешить меня, мой отец добавляет соли на рану, которая образовалась после того, как мое сердце буквально вырвали из груди.
— Не будь такой, Алехандра. Его отец хотел связь с нашей семьей. Это же честь. — Мой отец выдавливает смешок. — Ты ведь не думала, что он любит тебя, да?
Рыдания разрывают мое горло. Моя жизнь распадается на части.
Мигель подходит ко мне, присаживается на корточки и смотрит на меня. Он убирает руки с моего лица.
— Если есть способ избежать этого, я клянусь тебе, Ана, я найду его. Клянусь.
Папа закатывает глаза.
— Это брак. Не смерть. Мы должны радоваться, а не плакать
Прямо сейчас я предпочла бы смерть браку.
Я, кажется, не могу дышать. Каждый раз, пытаясь сделать вдох, моя грудь сжимается, и новый поток рыданий разрушает меня.
Мой отец смотрит на меня с презрением, а затем качает головой, информируя:
— Вито обещал, что Дино хороший мальчик и будет хорошо с тобой обращаться. Как с принцессой. И ты будешь принцессой в их семье. Тебя буду все любить и уважать, как и здесь. Теперь прекрати этот абсурд. Все решено. — Он взглядом предупреждает Мигеля. — Сделать уже ничего нельзя. Решение уже принято. Кастильо и Гамбино породнятся. — Мой отец смеется. — Нам надо бы праздновать, — он кладет палец под мой подбородок, поднимая мое лицо к его, — а не плакать, gatito (прим. пер. с исп.: котенок). — Он вытирает мои слезы и целует меня в щеку. — Ты идешь со мной на обед сегодня. Мы встретимся с Вито и Дино.
Мгновенно, Мигель выдает.
— Я тоже пойду.
Отец смотрит на моего брата. Спустя какое-то мгновение кивает.
— Да. Конечно же.
Осознание того, что Мигель будет со мной, слегка успокаивает.