— Каковы дела на Севере? Милорд.
Он взглянул на нее со слабой улыбкой.
— Холодно.
— Я имела в виду…
— Грозных Иных и свирепых одичалых. Все как было многие годы прежде: о первых не слышно, вторых слышно и видно слишком часто.
— Они нападают на Стену? — спросила Тини с интересом, но немного разочарованная. Одичалые — всего лишь люди, а ей казалось, Дозорные должны биться с грозной нечистью из жутких сказок.
— На Стену нападали и более страшные армии, — ответил сир Персиваль, явно заметив ее разочарование. — Если верить песням. Спите спокойно, мы сумеем вас защитить. И от одичалых, и от грамкинов со снарками.
— Они правда есть? — ахнула Тини и только потом поняла, что он просто смеется над ней.
Некоторое время они шли молча: Тини примечала где чуть смятую траву, где обломанную ветку или не до конца затянувшееся оконце в ряске на черной болотной воде. Сир Персиваль молча следовал за ней. Тишина эта только подзадоривала Тинино любопытство: этот человек видел такое, что она и представить не может, он… он знает, зачем его жизнь. У него есть настоящее дело.
— Зачем же ваш новобранец сбежал, если решил надеть черное? — наконец спросила она, не придумав, о чем еще заговорить и не показаться притом настырно любопытной.
Сир Персиваль усмехнулся.
— Он не решал, но лучше надеть черное, чем петлю на шею. Он прыткий малый, с виду и не скажешь. Трудился на кухне в замке одного лорда, не припомню имени, но на гербе у него ящерица, а потом вздумал его обокрасть. Я вытащил его из тюрьмы, сказал, что с его навыками ему на Стене будут рады, но он, видно, не поверил и предпочел сбежать. Вот только выбрал для этого не самое удачное место.
Тини подобрала с земли длинную подгнившую ветку и тронула ею зеленый ковер ряски возле брода через топь, проверяя, не затаился ли там львоящер.
— Я бы не… — набравшись храбрости, начала она, но сразу несколько вещей случились прежде, чем она договорила.
Палка в ее руках ушла в воду, и под самой поверхностью скользнула широкими извивами прочь водяная змея, заставив Тини дернуться от омерзения, а с другой стороны брода болото вдруг лопнуло затхлыми брызгами, и огромный львоящер распахнул кроваво-красную пасть и бросился на путников.
Сир Персиваль не успел вырвать из ножен меч: чудовище появилось слишком внезапно для него, не знающего этот край и его опасности. Он попятился, и немедля нога его скользнула на кочке, подло выбив из равновесия, и он упал в густо-грязную топкую воду, прижав ножны бедром так, что меч застрял, отнял у него необходимое мгновение… Руки Тини опередили и его, и ее собственный разум: вперед, стремительным полукружием стрелу на тетиву, растянуть до самых губ — и синеперое древко пронзило голову чудовища, впившись в алое нёбо и пробив челюсть насквозь, не дав зубам сомкнуться на ноге упавшего рыцаря. Следующая стрела вонзилась ящеру в глаз.
Сир Персиваль вскочил на ноги, обнажил меч, но зверь уже с тихим бульканьем погрузился в топь. Темная вода вскипела алым под зеленым кружевом ряски.
— Славный выстрел, — сказал сир Персиваль, и неясно было, с восхищением больше или с удивлением, и посмотрел Тини в глаза. — Вы спасли мне жизнь.
— Дозор защищает нас всех, — пробормотала девушка, смутившись, до того песенно и громко прозвучали его последние слова. — Я только… самую малость вернула долг.
Сир Персиваль засмеялся.
— Мне эта малость весьма дорога. Благодарю вас.
Тини смогла только неловко кивнуть в ответ, но мысль о том, что она в самом деле оказалась полезна, что ее умения впервые оказались не чудаческой блажью перезревшей девицы, а способными спасти жизнь, грела ее крепче уже клонившегося к закату солнца.
Они пробирались через низкорослый лесок в стороне от Горячки, где было немного суше, когда сир Персиваль вдруг замер, удержал Тини за локоть.
— Слышите? — спросил он тихо.
Тини прислушалась и уловила доносящееся из-за деревьев пение: не птичье, а человеческое.
— Каков нахал! — усмехнувшись почти одобрительно, Персиваль покачал головой. — Еще и поет.