Куини сидела на возвышении тоже отнюдь не счастливой невестой: бледная, грустная, с кровавым пятном жгучецвета в волосах, от которого на лбу у нее виднелся алый отпечаток ожога.
— Он не лгал вовсе, — сказала она Тини, едва та села рядом. — Якоб! Я знаю, что он не вор, чувствую! Но отец не стал меня слушать, он позволит этому Грейвсу забрать его на Стену! А ведь Якоб не виноват! О, умей я сражаться, я вызвала бы сира Дозорного на поединок и перед Семерыми доказала бы, что я права!
— Что бы ты стала с ним делать, останься он на свободе? Скоро ты уезжаешь!
В глазах сестры блеснули слезы.
— Его мысли пахнут хлебом, а не кровью. Я была бы счастлива с таким…
Тини уставилась себе под ноги. Что за лихо принесла она в дом из болот? Сама как в лихорадке, и Куини теперь тоже сердцем больна, да и Якоб, видно, раз так на сестру смотрел… Взгляд ее несчастно обратился к чернодоспешной фигуре на ристалище. Его одного не тронула эта мучительная любовная хворь.
Черный рыцарь победил всех соперников одного за другим и с венком на копье подъехал к трибуне, где сидели Тини и Куини. Конечно, сестра ведь родилась королевой красоты. Кольцо полевых цветов и ленточек упало на колени Тини мягкой тяжестью, и она вопросительно покосилась на сестру, на рыцаря: он ведь просто ошибся…
— Вы прекрасны, леди Тина, — сказал сир Персиваль, сняв шлем. — В любом наряде.
Шум трибун, хлопки, крики и поздравления заглушили ее робко благодарный ответ. Затем был пир, и эль, и музыка, а Тини все не могла опомниться. Он ее узнал! Узнал, что знатная девица бегает по болотам и бьет уток стрелой, грязная и с репьями в волосах! Какой стыд!
Но, значит, он смотрел на нее тогда и запомнил, коли теперь узнал?
Он и теперь на нее смотрел. Вдруг столкнувшись с ним взглядом, Тини вспыхнула не тише жгучецвета, а музыканты на галерее завели «Весной все девы расцветают». О Матерь, она ведь так дурно умеет танцевать!..
Но сир Персиваль ее не пригласил. Он не танцевал вовсе и больше на нее не смотрел, говорливым соседям по столу едва отвечал и только пил, как будто печалясь о чём-то и безнадежно топя это в вине.
Перед сном Тини отыскала в их с сестрой спальне книгу знатных родов Вестероса, подрагивающими пальцами пролистала страницы…
На гербе дома Грейвсов против темно-зеленого поля распахивал крылья огромный двуглавый орел.
И она поняла, что же значил вещий сон сестры.
***
Сир Персиваль уезжал на рассвете, и Тини уже ждала его во дворе. В мужской одежде, с отрезанными по самую шею волосами и с двумя снаряженными луками в руках.
— Я вызываю вас на поединок! — объявила она, едва только Дозорный появился из конюшен, со своим вороным в поводу и смирившимся с судьбой Якобом по левую руку. От неожиданности он остановился, и Тини заговорила дальше, не обращая внимания на собравшихся вокруг прачек и стражей, слуг и мастеровых: — Перед лицом богов и людей от имени вашего пленника я требую суда поединком! Если мой выстрел будет лучше, вы отпустите Якоба и признаете, что он невиновен.
Совсем рядом раздался отчаянный и восторженный вскрик — Куини тоже спустилась во двор.
— Желаете оставить Дозор без новобранца? — шутливо спросил сир Персиваль. — Уж не Иные ли вас подговорили?
Вокруг засмеялись, и щеки Тини предательски зарделись, хоть она и знала, что легким противником он не будет. Хороший воин всегда видит, куда вернее ударить, а что будет больнее для наивной девчонки, чем смех?
— Я буду вашим новобранцем, — воскликнула она, и смех немедленно стих. — Не принимайте меня в дозор, не берите с меня клятв, я знаю, что женщин-дозорных не бывает! Но позвольте помочь, чем сумею! Охотой, разведкой…
— На арфе игрой, — добавил отец и первым же засмеялся. Ему вторили все, но сир Персиваль остался серьезен.
— Вчера вы назвали меня Королевой турнира. — От собственной дерзости, от страха и надежды у нее кружилась голова, но Тини договорила громко и твердо: —Так слушайтесь свою королеву!
Отец смотрел на нее с возмущением, Куини — с восторгом, а темные глаза сира Персиваля были непроницаемы, строги, и конечно же ей только показалось, что губы у него дрогнули, как будто с трудом удержавшись от улыбки.
Он взял лук и отступил, с поклоном указав ей на мишень.