Он позволил Марье оттащить себя в сторону, с искренним любопытством осматривая ее недовольное нахмуренное лицо. Любава застыла на коленях, глядя в пол, и не шевелилась, боясь издать хотя бы звук. Они не отошли далеко, так что она наверняка слышала змеиное шипение Марьи:
— Она стала мне дорога, и я не хочу, чтобы она погибла! Выбери другую…
— Но Любава больше всех верна тебе и показала это в недавнем бою. Тебе понадобится друг, когда ты будешь окружена нашими врагами, — убеждал Кощей. — Это меньшее, что я могу сделать. Я не смог убедить Вольгу последовать за тобой, — признался он. — Я испугался этого, он никогда мне не отказывал… Но кто-то должен о тебе позаботиться, и у этой ведьмы неплохо получалось прежде…
— Она помогла мне в Лихолесье, но Китеж… — Марья стиснула зубы. — Это иное! Я должна буду думать еще и о ней. Жестоко… Я не смогу простить себя, если она умрет. Любава не просто слуга, она выхаживала меня, когда я была ранена, я обязана ей!
— Значит, ваши узы достаточно крепки, чтобы помочь пережить это, — заключил Кощей. — Я не откажусь от своих слов. Даже если ты этого не желаешь, она пойдет за тобой, потому что не может ослушаться Чернобога.
Марья досадливо отвернулась. Ей не хотелось ссориться, потому что им предстояла болезненная разлука, не сравнимая с прежними отъездами Кощея — тогда Марья хотя бы знала, что он свободен и охраняем дружиной, а значит, вернется к ней целым и невредимым. Его мысли были разумны, как и всегда. В стенах Китеж-града Марье понадобится любая подмога, чтобы освободить Кощея и добраться на князя с княжичем Иваном, а маленькая ведьма могла стать ценным разведчиком и помощником… С трудом она смирилась.
Приготовляя ее, Любава смяла и обтрепала одежду, порвала подол, оставив неприличный вырез у бедра — если бы Марья решила бежать от кого-то быстрее ветра, она бы тоже так сделала с платьем, освобождая ноги. Еще Любава перепачкала платье снизу в заготовленной смеси с сажей. Она наклонилась к Марье и перехватила ее серьезный взгляд. Кощей стоял у окна, задумчиво взирая на тоненькую линию рассвета, рыжим порезом вскрывшую черное небо. Кивнув, Марья разрешила Любаве говорить.
— Пожалуйста, не прогоняйте меня, — взмолилась Любава. — Я и сама хотела, чтобы государь отправил меня с вами! Еще на совете я поняла, что вам придется притворяться невестой княжича Ивана, будь проклят весь его род, — скороговоркой выговорила она. — Но если вы сделаете меня своей служанкой, я принесу много пользы! За мной не будет такого досмотра, как за вами, я буду вашими глазами и ушами…
Марья ошибалась, считая, что Любаву влечет слепая преданность своему царю. Ведьма была куда умнее и расчетливее, чем полагали многие, кто смотрел на слуг свысока — к счастью, Марья хорошо знала девушек, потому не удивилась крепкой хватке Любавы. Она тоже хотела сразиться за Лихолесье, за свой приют, хотя и не умела драться мечом или топором.
— Я последую за вами куда угодно, — проговорила Любава. — Когда-то я жила в деревеньке… была для них лекаркой, повитухой, присматривала за скотиной — делала все для них. Но они попытались убить меня, когда священник напомнил им о долге перед Белобогом. При Кощее я смогла стать полезной вновь… Вся моя жизнь — помощь другим.
— Но что если он снова принесет тебя в жертву? — протянула Марья.
— Значит, это моя судьба.
Она почувствовала, что ответ расстроил Марью, поэтому отвела взгляд. Марья беспомощно вздохнула, но ничего не смогла сказать; сколько же людей жили так? Никогда она не задумывалась о тысячах, трудившихся при дворе или где-то далеко, на земле… Ей повезло вырваться, но многие жили несвободно и… обычно? Любава словно бы не могла представить лучшей участи для себя, чем погибнуть ради своих хозяев.
— Что ж, пускай, — глухо проговорила Марья. — Люди верят в слухи о моем муже, не всегда… приятные. О том, что он похищает девушек, — с досадой пояснила она, когда Любава постаралась замолчать это. — Нет, это сыграет нам на руку. Тебе нужно притвориться, что ты тоже его жена! — фыркнула Марья, хотя ей вовсе не было смешно.
Она отослала Любаву, чтобы не напоминать лишний раз, глядя на ее открытое веснушчатое лицо, что они обрекли ведьму на смерть, и явился Вольга. У него был диковатый взлохмаченный вид, так что Марья решила, что он едва вернулся из леса, где носился волком. Поклонившись, Вольга, казалось, совсем не смотрел ни на нее, ни на Кощея, взглянувшего на побратима с потаенной настороженностью, какую Марья тут же заметила. Мысли его блуждали где-то далеко.
— Готов? — отрывисто спросил Вольга, перехватывая кривой разбойничий нож. Немного волновался.