— И вы будете его владелицей, — сказала Марина, подчёркивая своё дружелюбие по отношению к бывшей жене своего жениха.
— Мы, — возразила княгиня столь же дружелюбно.
«Кто богат, тот и рогат», — сверкнул в голове у отца-основателя каламбур, и он весело рассмеялся.
И вот теперь, за час до заката, они снова сидели на этом балконе, но только теперь вдвоём — он и Катя. Марину всё-таки увели от жениха по делам предстоящей свадьбы — какие-то там очередные примерки. Владимир Георгиевич пришёл сообщить княгине о пополнении.
Поздравляю вас, ваше высочество, — сказал он. — В то время как население России стремительно сокращается, наше население растёт. К нам приехали трое новичков — двое мужчин и одна девушка, а у Карповых родился сын. Это уже двенадцатый ребёнок, родившийся в пределах княжества.
— Это радует, — отвечала княгиня. — Не желаешь посидеть со мной и попить чаю с ликёром?
Слуга Виталик поставил для них на балконе столик, плетёные кресла, накрыл столик приборами, принёс кофе, ликёр, яичное печенье и зефир, вечно любимый Катей. А ликёром родил отцу-основателю — Владимир Георгиевич очень ценил бехеровский.
— Итак, — сказала княгиня, — сколько же у нас теперь всего жителей?
— На тридцать первое декабря прошлого года, — стал рапортовать Ревякин, — население княжества насчитывало триста семьдесят девять человек. Но сегодня оно составляет триста девяносто семь человек, из которых двести шестьдесят женщин и только сто тридцать семь мужчин. Неслыханное процентное соотношение — шестьдесят пять и тридцать пять. Мужчин почти вдвое меньше, чем женщин. Такого нет ни в одном государстве мира Зато рождаемость у нас в шесть раз превосходит смертность — из родившихся двадцати только двое скончавшихся. Это лучший показатель в мире. Кроме того, я подсчитал, мы держим первенство во всём мире по количеству жителей, имеющих высшее образование, знающих иностранные языки, умеющих играть на музыкальных инструментах.
— А по количеству моржей нас никто никогда не догонит, — добавила Катя.
— Это так, — вздохнул Владимир Георгиевич. — Но что делать с соотношением мужчин и женщин? Придётся в скором времени разрешать многожёнство, гаремы.
— Не думаю, — возразила Катя. — Лучше завезти мужчин откуда-нибудь. Хороших мужчин из неблагополучного региона планеты. Сербов, к примеру. Приднестровцев. Моряков из Севастополя.
— Тогда уж и Черноморский флот перетащить волоком в Волчицу и разместить под Ярилиной горкой, — сказал отец-основатель.
— Это блестящая мысль! — улыбнулась княгиня. — Всё, что стало не нужно России, всё забрать сюда, в наше княжество. И отсюда начать великое возрождение.
— Не мешало бы и иракскую нефть, — добавил Ревякин.
— И Саддама! — мечтательно закатила глаза княгиня. — Красивый мужик!
— Ну уж нет, — возразил Ревякин. — Как отец-основатель, я решительно против такого риска.
— Боишься?
— Глазом не успеем моргнуть, как тут будет флот США и всего мирового сообщества. Разбомбят за милую душу.
— Ладно, без Саддама, — вздохнула Екатерина Петровна.
Под ними раскинулась панорама строительства — огромные кольца башенных фундаментов, соединённые друг с другом основаниями стен, и впрямь напоминали издалека громадный кастет. За поприщем замка лежало поле, потом чернел лес. Закат играл в чёрных ветвях деревьев медными нитями, точно так же, как в волосах Кати.
— Красиво у нас тут, — сказала Катя. — Этот закат, этот огромный фундамент, как призрак будущего замка.
— Надо предложить князю назвать замок Моррисвиль, — отозвался Владимир Георгиевич, любуясь лицом Кати, её точёным профилем. — Для туризма — прекрасно.
— Нет, Лёшка отменно придумал — замок Алуэтт, — возразила княгиня. — И красиво, и соответствует.
— А мне не нравится.
— Во всяком случае, лучше, чем Моррисвиль.
— Самое первое название — Тёткин — было и просто и хорошо, без выпендрёжа. Нет, в его высочестве взыграла галломания, вспомнились времена, прожитые в Парижике.
— Во сколько сегодня закат?