Он сплевывает, и я достаю из кармана перчатки. Не хочу замараться в этой грязи.
- Ты же знаешь, что я и пальцем не тронул ни одну из твоих девочек.
Я приподнимаю бровь.
- Это позор, учитывая, что тебе вот-вот предъявят обвинение в убийстве. Ты должен был получать удовольствие, пока мог. Это ужасно - отсидеть срок за преступление, о котором ты только мечтал.
Его глаза сужаются в щелочки.
- Ты оставишь меня самостоятельно с этим разбираться. Хорошо. Я сам придумаю, как обеспечить себе защиту. Буду представлять себя самостоятельно.
Я хватаю его за волосы на затылке.
- Ты все такой же тупой, как и в тот день, когда я вытащил тебя из сточной канавы адвокатской конторы, - я бью его головой о доску. - Как ты думаешь, почему я позволил тебе жить так долго?
Его дыхание учащается, глаза выпучиваются.
Я цокаю и отступаю, чтобы он мог полностью меня видеть.
- Тебе предложили сделку, Райленд. Фирма… хоть и жаждет наказать тебя за то, что ты развратил систему и выставил их в дурном свете… не нацелено на тебя.
Эта мысль, наконец, откладывается в его толстом черепе.
- Я никогда не предам вас, - поспешил заверить он.
- Я знаю, что ты этого не сделаешь, - я протягиваю руку, и Мика кладет лезвие в мою раскрытую ладонь.
Вся мужественная стойкость и сила, которые он пытался демонстрировать мне, исчезают, когда Мэддокс начинает кричать и биться в своих путах. Я позволяю ему биться до конца, пока он не выдохся. В конце концов, мы все заслуживаем хорошей борьбы с судьбой.
Когда он начинает тяжело дышать, покрытый потом, паника покидает его тело, и я опускаю руку ему на щеку.
- Откровенно говоря, Райленд, я устал убирать за тобой. Мне нужен более дисциплинированный ученик.
Я вонзаю лезвие ему в живот.
Он давится и брызжет слюной, его начинает рвать, и рвота стекает по подбородку. Его глаза встречаются с моими сквозь пелену страха, и я открываюсь навстречу этой особенной искре – Божественному знанию, которое можно увидеть только в последние мгновения жизни.
Его губы шевелятся, голос пытается пробиться сквозь булькающий предсмертный хрип. Я придвигаюсь ближе, чтобы услышать его слова, произнесенные шепотом.
- Я забрал список из книги Ларкина, - он кашляет. - Я подстраховался на случай моей смерти.
Гнев овладевает моими чувствами, и я вонзаю лезвие глубже, поворачиваю его и разрезаю грудину.
- Что ты сделал?
Его смех сменяется очередным приступом кашля, и я выдергиваю лезвие. Его вопль сотрясает комнату. Я чувствую это нутром. Я хватаю его за подбородок, впиваясь пальцами в его щеки.
- Что ты сделал? - спрашиваю я, ненавидя повторять.
Его взгляд остекленел, он отказывается говорить.
Я хватаю плоскогубцы с подноса и запихиваю их ему в рот. Вытаскиваю его язык, держа лезвие над его самой любимой частью тела, скользкий адвокат.
- Ты уже мертв. Но я могу сделать так, чтобы твои последние мгновения длились долго, очень долго.
Он стонет и качает головой. Я отпускаю его язык.
- Если я не буду каждый день заходить в программу на своем компьютере, - произносит он, тяжело дыша, - отправится электронное письмо. Все, что я знаю, будет доставлено в…
Напряжение нарастает, я мотаю головой, слыша хруст в шее.
- Кому?
Его смех пронизан хрипотцой.
– Пошел ты.
Улыбка появляется на моих губах. Я снова запихиваю плоскогубцы ему в рот, и на этот раз, когда поднимаю лезвие, я позволяю тому вонзиться в плоть. Лезвие разрезает мясистую мышцу, как масло. Он захлебывается собственной кровью, и я позволяю ему почувствовать вкус своей смерти, прежде чем провести лезвием по его шее.
Его голова поникла. Тело осело вниз.