— Вероятно, мадам. Но смею надеяться, что мои слова не разойдутся с делом.
— Жаль, что я этого, вероятно, не увижу, — вздохнула Катрин, опустив уголки губ. — Но, быть может, вы поделитесь со мной парой историй, когда я вернусь за мужем? И если нам повезет встретиться вновь?
На несколько мгновений между ними повисла тишина, нарушаемая лишь слабыми дуновениями ветрами.
— Мне казалось, вы говорили…
— Планы изменились. Я вынуждена выйти в море с первым же отливом, но муж не сможет меня сопровождать. Такой путь ему теперь не по силам. Благодарю, лейтенант, — добавила Катрин, сворачивая в сторону городской площади. — Дальше нам не по пути.
Навязываться он не стал. Лишь кивнул — на глаза вновь упала тень от шляпы — и ответил:
— Попутного ветра*, мадам.
— Благодарю, — повторила Катрин и пошла по мостовой, не оборачиваясь.
Следовало ожидать, что если эта встреча не станет последней, то следующая произойдет при не менее подобающих обстоятельствах. Но Катрин Деланнуа появилась в тот момент, когда Джеймс Норрингтон ожидал этого меньше всего.
Комментарий к II
*Вообще эта идиома звучит как «Fair winds and following seas».
========== III ==========
Корабль подходил к острову Сен-Марте́н с северо-западной стороны, обогнув его по широкой дуге и намереваясь бросить якорь в заливе Маригó. Южная половина острова принадлежала голландской колонии, но после постоянных морских стычек между Англией и Голландией, тянувшихся на протяжении двадцати с лишним лет, капитан посчитал неразумным швартовать английский военный корабль у голландского причала. Если им вообще стоило швартоваться хоть где-нибудь, кроме берегов английских колоний.
Ветер раздувал паруса, унося голоса далеко вперед, и трепал едва виднеющиеся над изломанной линией побережья белые флаги Новой Франции. Капитан долго рассматривал их в подзорную трубу, погрузившись в известные ему одному размышления, а затем приказал:
— Командуйте, лейтенант.
— Убрать паруса!
Матросы засуетились на мачтах, убирая и крепя брамсели. Ярды тяжелой сероватой парусины медленно поднимались вверх и сворачивались у рей.
— Йо! Хо! Хо!*
— Привестись к ветру!
Корабль поворачивал медленно, ложась на курс бейдевинд и подходя к месту стоянки на марселях и парусе бизань-мачты. От носа расходились волны с белой пеной и разлетающимися далеко над водой брызгами, искрящимися на солнце, словно драгоценные камни. Тяжелые рубины на тонкой линии ключиц. Странная мысль, ведь вода была невесомой и почти прозрачной, а те камни будто налились кровью и, казалось, должны были оставлять такие же темные кровоподтеки на коже.
Странная и крайне неуместная мысль. Ведь она была женой другого мужчины.
— Отдать якорь!
Тот ударился о воду с наветренной стороны, поднимая новые брызги.
— Спустить шлюпки!
Весла поднимались и опускались в четком, отточенном годами морских походов ритме, и с каждым рывком, с каждым плеском, возникавшим при столкновении изъеденного солью дерева с водой, очертания города становились всё четче. Толпа у пристаней распадалась на отдельные фигуры, в какофонии голосов с трудом, но уже различались отдельные выкрики, и медленно проступали отдельные линии на белых с синевой флагах.
Капитан предпочел остаться на борту «Разящего», избавив себя от необходимости разговаривать с начальником порта, проверять воду и провиант и следить за их погрузкой в шлюпки под беспощадным солнцем. В последние дни он вообще старался не покидать каюты лишний раз, сетуя на бесконечное и ненормальное на взгляд любого англичанина лето и предоставив подчиненным восхитительную возможность не только страдать от солнечных и тепловых ударов, но и распоряжаться делами так, словно капитана у них и не было.