Катрин недовольно дернула краем рта, с трудом удержавшись от того, чтобы отвести взгляд.
— Для того, чтобы исправить хотя бы часть моих ошибок. Боюсь, история моего падения стара, как этот мир, и ничуть не занимательна.
— Падения?
Она помолчала, всё же отведя взгляд, но чувствуя — ощущая едва ли не каждым дюймом кожи, — что он по-прежнему внимательно смотрит на ее лицо, замечая малейшее движение губ и глаз.
— Мне было шестнадцать, когда умерла моя мать. Роды оказались тяжелыми, а она была уже немолода, и ждала, как оказалось, близнецов. Одна из девочек тоже не выжила, а вторую отец назвал в честь матери, словно пытался хоть как-то… восполнить потерю, — она говорила сухо, не слишком удачно подбирая слова и прекрасно понимая, что никого не обманет своим равнодушным тоном. Его — уж точно. — Они очень друг друга любили. Отец пережил ее всего на полгода. Просто… высох от горя. Мы думали, что справимся, но… Три бестолковые девчонки с младенцем на руках, не имевшие ни малейшего представления о том, как управлять плантацией, совершенно не разбиравшиеся в отцовских бумагах и счетах… Едва он умер, как наш дом наводнили визитеры, уверявшие, что мы по уши в долгах. Что у нас отберут земли, отберут дом, отберут все деньги до последней монетки, и мы окажемся либо на улице, либо в портовом борделе.
— И никто…? — осторожно спросил Джеймс, и Катрин на мгновение крепко сжала губы.
— Ну почему же? У отца был друг. Вдовец, с чьими детьми мы играли в детстве. Он с радостью откликнулся на нашу просьбу о помощи и разобрался со всеми кредиторами. Во всяком случае, он нас в этом убедил. Вот только… помощь была не безвозмездной. Одна из нас должна была заплатить. И что, пожалуй, смешнее всего, он повернул это так, что я радовалась. Я… — она осеклась, глубоко вдохнула холодный воздух и продолжила всё тем же сухим ровным голосом. — Я была счастлива, что мы так легко отделались. Пока не поняла, что жду ребенка. Вот так глупо, с первого же раза, хотя я… даже не думала, что так бывает. Дура, что с меня взять? — выплюнула Катрин, не совладав с голосом, и почувствовала осторожное прикосновение к руке. — Разумеется, он не собирался на мне жениться. И выразился предельно ясно, сказав, что его женой станет только порядочная женщина. Не такая, как я. Тогда я бросилась в церковь. Понадеялась на христианское милосердие. Но блудниц, как известно, побивают камнями. Анри был там, когда священник принялся распекать меня, напрочь позабыв о таинстве исповеди. И Анри… пришел, когда я рыдала на церковном кладбище, не зная, у кого мне просить помощи теперь. Он предложил выход, который устраивал всех. Нет, — добавила Катрин, догадываясь, о чем думал в этот момент Джеймс. — Ребенка я не доносила. Потеряла в тот же вечер и была счастлива, да простит меня Господь. Но Анри не отказался от своего слова, когда я рассказала ему об этом. И я благодарна ему. Но полюбить так и не смогла.
Для любви ей требовалось больше, чем одна лишь благодарность. Требовалось… почувствовать дрожь от одного только прикосновения к руке. Ощущать каждое его прикосновение даже спустя часы после проведенной вместе ночи. Она отчаянно нуждалась в том, чтобы при одной мысли о нем ее захлестывали страсть и нежность одновременно. Она… хотела узнать, насколько тяжело ей будет сдержать неожиданно навернувшиеся на глаза слезы, когда он вдруг скажет — едва слышно, но в голосе не будет ничего, кроме сочувствия и нежности, — что тому, кто посмел причинить ей боль, следовало быть убитым на дуэли.
Тяжело? О, нет. Это было невозможно.
— Я верю, что Бог покарает его за то, что он сделал, — ответила Катрин, всё же пытаясь сморгнуть эти слезы. — Если уже не покарал.
И склонила голову, прижавшись щекой к его плечу. Даже если кто-то и разглядит их в темноте… Что ж, пусть смотрит, ей было всё равно.
Джеймс молчал до тех пор, пока небо не посветлело до жемчужно-серого цвета, а горизонт не превратился в яркую белую линию.
— Тебе ни к чему сходить в первом же порту. На военном корабле безопаснее. Я поговорю с капитаном.
— Я не хочу…
— Я хочу, — отрезал он нетерпящим возражений тоном. И положил руку ей на плечо, словно хотел укрыть ее в этом объятии от целого мира.
========== VIII ==========
Комментарий к VIII
Сент-Кристофер — старое название острова Сент-Китс. Был предметом споров между Англией и Францией вплоть до 1783 года.
Перевязанные лентой для волос бумаги хрустели в крепко сжатых пальцах, и темный шелк казался полосами грязи, перечеркнувшими крест-накрест ровные черные строчки на желтоватом пергаменте. Месье Жан-Филипп де Вильре, плешивый старичок с бородкой-клинышком и цепким взглядом маленьких темных глаз, ухватился за документы с восторгом ребенка, получившего в подарок от отца свою первую, еще деревянную шпагу, и торопливо развязал неровный бант, пробежав первые строчки горящими от радости глазами.