После этого Бронвин редко оставляла Брайса одного среди толпы, и он смог немного расслабиться. К тому времени, как они добрались до туннеля, проложенного внутри огромного аквариума, где плавали скаты, барракуды и акулы, Брайс, казалось, искренне наслаждался их прогулкой. Зрелище было настолько завораживающим, что даже Кайла притихла, глядя на загадочный, красивый голубой мир, окружавший ее. Она сцепила руки под подбородком отца, и замерла, а потом ее голова начала клониться к макушке Брайса, и, в конце концов, малышка заснула.
— Постой спокойно, — велела Бронвин, доставая фотоаппарат и делая очередной снимок отца и дочери.
Брайс ухмыльнулся, взял у нее фотоаппарат и, остановив проходящего мимо туриста, попросив его сфотографировать их.
Он пересадил спящую Кайлу на руку — она положила голову ему на плечо обвила шею, — и притянул Бронвин к своему левому боку, обхватив за талию.
— Улыбнись, милая, — прошептал он ей на ухо, и она испуганно повиновалась.
Турист быстро сделал три снимка подряд и вернул фотоаппарат Брайсу.
— У тебя прекрасная семья, приятель, — сказал он с сильным австралийским акцентом и ушел, помахав рукой.
Когда они вышли из океанариума, Брайс уложил Кайлу в коляску и покатил ее, а Бронвин, взяв его под руку, пошла рядышком. Брайс повел их к одному из многочисленных ресторанчиков, разбросанных по набережной, — греческому кафе, где подавали потрясающую еду. Они сели за столик под зонтиком, освещенным ранним осенним солнцем.
Некоторое время они молчали, пока Брайс не нарушил молчание.
— Спасибо.
Бронвин с удивлением посмотрела на его серьезное лицо.
— За что?
— В океанариуме, — он откашлялся, кадык сексуально дернулось, когда он сглотнул. — Спасибо, что подошла ко мне. После аварии я не могу находиться в большой толпе. Это так странно. Вот я стою среди всех этих людей, и я знаю, что вокруг должен быть шум, голоса, шаги и смех, но вместо этого ничего нет. Это похоже на то, что я нахожусь в огромном вакууме, пока меня не начинают толкать, а затем я чувствую, что попал в ловушку, потому что не слышал, как она приближается. После аварии у меня развилась паранойя: я считал, что за мной следят, воображал, что за спиной кто-то есть. Я резко оборачивался, пугая всех вокруг, но там никого не было. Однако почти сразу же у меня опять возникало то же самое чувство, и я снова оборачивался. Я знал, что это только вопрос времени, когда дело дойдет до того, что я просто буду продолжать кружиться, кружиться и кружиться, пока не сойду с ума.
— Поэтому ты изолировался?
Брайс кивнул.
— Это безумие, я знаю, — признался он.
Бронвин улыбнулась, покачав головой, и накрыла его слегка дрожащую руку своей.
— Нет, это не так. Ты лишился одного из своих чувств. Естественно, будут физические, умственные и эмоциональные последствия. Я читала, что люди проходят через несколько стадий горя после потери слуха. Ты… ты говорил с кем-нибудь после аварии?
— Ты имеешь в виду психотерапевта? — сухо уточнил он. — Я встречался с одним почти год; именно благодаря ему я смог даже подумать о том, чтобы выйти сегодня. Сразу после аварии мне было намного хуже, и я упорно отказывалась с кем-либо разговаривать. Я злился, негодовал, что со мной такое случилось, но отодвинул это в сторону, потому что мне нужно было позаботиться о чем-то более важном. Я был непреклонен в том, что в разговоре с психиатрами нет необходимости. Но Пьер и Рик вынудили меня. Они шантажом заставили меня встретиться с врачом.
— Как им это удалось? — спросила Бронвин с любопытством. Брайс был настолько упрям, что, когда что-то решал, было очень трудно его переубедить.
Он откашлялся и сделал большой глоток белого вина.
— В то время моей единственной целью было найти тебя, — признался он. — Но я был настолько беспомощен, что единственными людьми, которым я доверял, были Рик и Пьер. Над этим делом работали частные детективы, и из-за моих антисоциальных фобий именно они имели дело с этими детективами. Рик с Пьером пригрозили, что перестанут поддерживать связь между детективами и мной, если я не встречусь с психотерапевтом. Я не мог этого допустить и подчинился их требованиям. Я чертовски злился на них за то, что они навязали мне этот ультиматум, но, в конце концов, они спасли мой рассудок.
Они молчали, пока Бронвин обдумывала все, что он рассказал.