– Моя мать, может, немного ворчлива, – сказала она. – Хорошо, больше, чем немного. Но отец, кажется, не возражает. Он знает, что это только потому, что она чувствует себя обязанной увидеть всех своих дочерей пристроенными. А это является, конечно, и его желанием. Он только не желает быть вовлечённым в детали.
Томас одобрительно закивал. На дочерей, видимо, уходит достаточно много усилий.
– Он поддакивает ей несколько минут, – продолжала Амелия, – потому что знает, как ей нравится, когда её слушают, но затем он чаще всего только качает головой и уходит. Я думаю, что он более счастлив вдали от дома, когда гуляет со своими собаками.
– Собаками?
– У него их двадцать пять.
– Вот те на!
Она сделала гримасу.
– Мы всё пытаемся убедить его, что их слишком много, но он настаивает, что любой мужчина с пятью дочерьми заслуживает в пять раз больше собак.
Он попытался подавить образ в своём воображении.
– Пожалуйста, скажи мне, что ни одна не включена в твоё приданое.
– Вы должны проверить, – сказала она, а глаза заискрились озорством. – Я никогда не видела соглашения о помолвке.
Его глаза удерживали её в течение долго тянущегося мгновения, затем он сказал:
– Это значит, нет.
Но она удерживала озадаченное выражение на лице довольно долго, что заставило его добавить:
– Я надеюсь.
Она засмеялась:
– Он не перенесёт расставания с ними. Меня, я думаю, он будет счастлив сбыть с рук, но своих собак … Никогда. – А затем:
– Ваши родители хорошо ладили?
Он почувствовал, как мрачнеет, и в голове снова заколотило.
– Нет.
Она какое–то время наблюдала за его лицом, и он не был уверен, что хотел бы знать о том, что она видела там, потому что в её глазах было почти сострадание, когда она заговорила с ним:
– Сожалею.
– Не надо, – сказал он отрывисто. – Это прошло, и они мертвы, и теперь ничего не поделаешь с этим.
– Но… – Она остановилась, на её глаза набежала грусть. – Не имеет значения.
Он ничего не хотел говорить ей. Он никогда и ни с кем не обсуждал своих родителей, даже с Гарри, а тот был свидетелем всего этого. Но Амелия сидела там так тихо, с выражением такого понимания на лице… даже притом, что… хорошо, она не могла, возможно, понять, не с её замечательной, скучной и традиционной семьёй. Но что–то было в её глазах, что–то тёплое, и казалось, будто она уже знала его, как будто она знала его всегда и просто ждала его, чтобы он узнал её.
– Мой отец ненавидел мою мать, – слова слетели с его губ прежде, чем он даже понял, что он произнёс их.
Её глаза расширились, но она промолчала.
– Он ненавидел всё, что она олицетворяла. Она была незнатного происхождения, ты же знаешь.
Она кивнула. Конечно, она знала. Все знали. Никого это, казалось, не слишком волновало, но все знали, что новая герцогиня родилась даже без единого родственника с титулом.
Титул. Сейчас это было ценностью. Его отец потратил всю свою жизнь, поклоняясь алтарю своего собственного класса – аристократии, а теперь оказалось, что он действительно вообще никогда не был герцогом. Не был, если у родителей мистера Одли было желание связать себя брачными узами.
– Уиндхем? – сказала она мягко.
Его голова дёрнулась к ней. Он, должно быть, задумался о своём.
–Томас, – напомнил он ей.