— Блестяще, — отвечаю я.
— Хитрость супергероя, — говорит Лиам, — в том, чтобы не дать людям заподозрить, кто ты есть. Ты должна прятать все хорошее за своим альтер-эго. — Он оглядывает Бин. — Ты молодец, малышка.
— Я так и думала, — говорит она и удовлетворенно улыбается. — Ты тоже молодец.
— Спасибо, — говорит он. — Я подумал, что ковбой — хорошая маскировка.
— Нет, — говорит Бин. — Я имею в виду раньше. В твоем трейлере, в халате и все такое. Это реально было хорошее инкогнито.
Я смотрю в сторону трейлеров с едой и делаю вид, что не вижу ошарашенного взгляда Лиама.
Наконец, он кивает.
— Думаю, так и было.
Очередь на колесо обозрения почти пятьдесят человек, но рядом есть киоск со сладкой ватой, который так и зовет меня к себе.
— Ребята, стойте в очереди, — говорю. — Я собираюсь купить нам сахарной ваты.
— Фиолетовую, пожалуйста, — просит Бин.
Она в восторге. Обычно я не позволяю ей есть много сахара, особенно поздно вечером. Когда ей поставили диагноз, я полностью исключила сахар, но со временем сделала небольшое послабление. Тяжело не позволять себе ничего сладкого.
Взяв пакет со сладкой ватой, я пошла обратно. Бин и Лиам немного продвинулись вперед, и я направилась к ним.
Когда дохожу до них, они заняты разговором и не замечают меня. Я встаю позади и жду, пока они закончат беседу.
— Никогда не приходилось делать этого раньше. Вот почему ты мне так нравишься. Потому что мы можем делать веселые вещи, — делится Бин. — Мама говорит, что я должна беречь свою энергию, а бабушка говорит, что это потому, что я сломаюсь. Так что больше никакого мяча, или бега, или катания по земле, и особенно никаких сальто, или спорта. Редж говорит, что это делает меня ребенком, но Финик велит ему заткнуться. Но я бы хотела продолжать бегать, потому что мои друзья перестали со мной играть.
— Это очень плохо, — Лиам смотрит вниз на Бин с серьезным выражением лица. — Жаль это слышать.
Она кивает.
— Да. У меня больше нет друзей. Раньше у меня были друзья, но потом им не понравилось, что я не играю, потому что всегда устаю. Потом у меня выпали все волосы, и некоторые дети смеялись надо мной. Кроме Миры и Глена, но Мира переехала в Калифорнию, а мама Глена сказала, что он больше не может со мной играть. А мама пыталась разрешить мне носить шляпу в школу, но директор сказал, что это против правил, так что я не смогла.
Лиам смотрит на Бин, и я могу сказать, что он поражен тем, как много она может сказать за двадцать секунд и как ей, кажется, никогда не нужно делать передышку.
— Мне жаль, малышка, — говорит он.
— Ничего страшного. У меня есть мама. Иногда ей очень грустно. Она не думает, что я знаю, но я знаю. Это из-за того, что я заболела. Она не хочет, чтобы я умерла. — Бин кивает Лиаму, ее лицо серьезно.
Подношу руку ко рту. Я не понимала, что Бин знает...
— Твоя мама очень тебя любит, — произносит Лиам.
— Вот почему я подарила ей тебя.
— Что это значит? — спрашивает Лиам.
— Я подумала, что единственный человек, который может сделать мою маму счастливой, это ты. Потому что ты герой, как и мой папа. Можно мне теперь подержать моего мишку?
— Конечно, — Лиам передает медвежонка, и Бин прижимает его к груди. Затем он поднимает солнцезащитные очки и протирает глаза.
Я делаю шаг вперед и радостно говорю:
— Кто хочет фиолетовую сахарную вату?
— Я, я, я, — кричит Бин.
— Вот ты где, — радуется Лиам.
Ни один из них ничего не упоминает о разговоре, который они вели. Когда доходим до конца очереди, мы забираемся в металлическую кабинку. Бин визжит, когда кабинка раскачивается, и мы взлетаем все выше и выше на колесе обозрения. Когда достигаем вершины, колесо останавливается, и мы раскачиваемся взад-вперед.
Я вижу так далеко. Огни ярмарки под нами, сараи для животных и аттракционы, выставка и прилавки с едой, затем долина, холмы и город, и за деревьями солнце опускается за горизонт.
Бин прижимается к нам с Лиамом, держа медвежонка за лапы. Я смотрю на Лиама, чтобы узнать, наблюдает ли он за закатом. Вместо этого понимаю, что он наблюдает за мной. На его лице странное выражение. Как будто он только что увидел меня и не знает, что обо мне думать. Или что думать вообще.