В конце концов, именно недостатки делают нас красивыми.
— Не знаю, — говорит он. — Жизнь сложна.
Лиам улыбается и разминает руки и плечи. Затем, без лишних слов, мы начинаем бежать трусцой по тропе. Он сворачивает на развилке и направляется к ручью. Когда мы добираемся до него, он останавливается и начинает снимать кроссовки и носки.
— Давай, — говорит он. — Я хотел сделать это уже несколько недель.
Я улыбаюсь, глядя, как он пробует воду босыми ногами.
— Холодно! — восклицает он.
Но потом усаживается и окунает ноги в прозрачную проточную воду. Он поглаживает землю рядом с собой.
— Хорошо, хорошо, — у нас есть еще добрых сорок пять минут, прежде чем мне нужно будет вернуться. Я снимаю кроссовки и носки и усаживаюсь на мшистую землю рядом с ним. Окунаю ноги в воду. Она холодная, как лед, и ощущения потрясающие.
Лиам опирается на локти, и я тоже откидываюсь назад. Мы молчим пару минут. Губчатый мох под нами, птицы, зовущие друг друга с ветвей деревьев, звук быстро бегущего мимо ручья. Я вытаскиваю ноги из воды, пока они не онемели.
— Ты скоро уезжаешь, да? — спрашиваю я. Мы говорили почти обо всем, кроме этого. Наверное, я думала, что если буду игнорировать, то этого не произойдет.
Он играет с пружинистым мхом, сжимая его вверх и вниз. Потом поднимает на меня глаза.
— Мы друзья, да? — спрашивает он.
Я поражена его вопросом.
— Конечно, мы друзья, — говорю я. После просмотра фильма мы оставались только друзьями. Общаемся, проводим время вместе, тренируемся, отправляемся в приключения с Бин. Я даже поделилась с ним своими мечтами об открытии собственного оздоровительного центра. Я ни с кем этим не делилась. Однажды вечером рассказала ему, как я боюсь. Всего. Я поведала ему больше, чем кому-либо за всю свою жизнь. Никто не знает меня лучше. Никто. Мы друзья. Даже больше.
С того первого вечера мы больше не держались за руки. И не было больше поцелуев. Он просто друг. Лучший друг, которого я только могла себе представить.
Боже, я буду скучать по нему.
— Звонил мой агент, — говорит он.
Я смотрю на него, и меня охватывает холодный ужас. Вот и все.
— Что он сказал?
— Я ему еще не перезвонил, — он бросает головку цветка в ручей, и ее уносит течением.
— Но ты позвонишь, — произношу я.
Он кивает.
Внезапно я хочу сказать ему, чтобы он не перезванивал своему агенту. Не уезжал. Что ему не нужно никуда уходить. Он может остаться здесь, и мы можем продолжать в том же духе вечно. Но даже когда думаю об этом, знаю, что это неправильно. Он не будет счастлив здесь. Его место в Голливуде. Он рассказывал мне истории, как ему там нравится, что быть актером — это его жизнь. Я смотрю на него. В нем нет и следа того человека, которого я встретила в тот первый день в трейлере. Тогда он был с похмелья, не в форме и, как я его назвал... негодяем?
Теперь он уверен в себе, он смеется, в нем столько энергии и жизни. Он полон такого предвкушения. Перед своим будущим.
А не потому, что он задержался в Сентрвилле, штат Огайо, с вдовой и ее дочерью.
К тому же, даже если бы он попросил, я не смогла бы увезти Бин. У нее есть бабушка и дедушка. У нее здесь врачи и медсестры, которым она доверяет в детской больнице. А потом, после всего. Я думаю об Энид, о ее огромных страданиях и годах боли. Не знаю, кем я стану... после. Поэтому, этот маленький кусочек времени, вот он.
— Думаю, — произношу в порыве чувств, — ты лучший человек, которого я когда-либо знала.
Он быстро смотрит на меня.
— Не говори так.
— Это правда.
— Только потому, что я скоро уеду, не надо впадать в ностальгию по мне. Очень скоро ты будешь рассказывать обо мне только хорошие истории. Опуская все плохое.
— Да ладно.
— Не делай из меня героя, — говорит он.
Я закатываю глаза.
— Ты же супергерой.
— Ты знаешь, о чем я.
Я знаю.
— А давай я расскажу тебе несколько плохих историй о себе?
Я улыбаюсь и придвигаюсь ближе к нему. Затем, поскольку мох довольно мягкий и я начинаю расслабляться, кладу голову ему на плечо. Он застывает, затем делает вдох и обхватывает меня руками. Так приятно, когда тебя обнимают.
— Расскажи мне, — прошу я.
— Я был первоклассным придурком в Голливуде.
— Нет, — не верю я.