— Маш, мне кажется, ты меня дуришь. Не знаю, зачем ты устроила этот цирк, но пат. анатомию ты явно знаешь лучше меня.
— Всё верно! — шепчу я своим самым сексуальным голосом и легонько касаюсь его шеи губами.
Вскакивает как ужаленный и отпрыгивает от меня, как если бы влез во что-то неприятное.
— Я же сказал, что у меня есть девушка, и я ее люблю!
Подхожу близко-близко, хватаю за шею и впиваюсь в губы. Дима настолько не ожидал подобной прыти, что первые пару секунд мне даже кажется, что всё получилось. Ничего у меня не вышло — Дима выворачивается из рук и молча, идёт к выходу.
— Я ей не расскажу ничего. Я же вижу, что ты меня хочешь! — кричу я в отчаянии.
Обувается, встаёт и смотрит на меня таким ненавидящим взглядом, что я невольно отступаю на несколько шагов. Зелёные глаза стали кинжалами и режут до кости.
— Не хочу я тебя. Я Ксюшу люблю. Скажи честно, поспорила на меня?
— Нет же! — отпираюсь я, первый раз в жизни почувствовав себя кем-то вроде Стаса — тупая биомасса, которая не знает, как извернуться.
— Тогда, зачем тебе это?
— Я люблю тебя! — выпаливаю я с видом умалишенной. Ну что со мной за фигня твориться начинает, когда он рядом? Я же альфа, а Дима — мальчик, так, «на троечку».
— Какая любовь? Ты говоришь со мной второй раз в жизни! — отвечает хлёстко и выскакивает за дверь.
Я сползаю на пол и с тяжело колотящимся сердцем вслушиваюсь в быстро удаляющиеся шаги.
Меня отшили первый раз в жизни, но не от уязвлённого самолюбия плохо. Плохо оттого, что он послал меня, чтоб вернуться к ней. Чем она заслужила его любовь? Некрасивая, неумная, неяркая — бледная моль в целлюлитном коконе! Прав был папа, когда говорил, что толку из меня не выйдет, потому что такая же непутёвая как мать. Ах, мама, почему ты не забрала меня с собой. Почему просто забыла как ненужную вещь?
Глава 5. Эта жизнь. 5.1
Ненавижу такие ночи. Дождь так упорно долбится в стекло, будто нарывается на приглашение. Все лунатики его до ужаса боятся и никогда не откроют окно в подобную грозу. А я похуже обычных лунатиков — дождь не просто делает меня безумной, он потихоньку нашёптывает воспоминания, заставляя триповать в иной реальности. Ужасной реальности, которой я до чертиков боюсь.
Призраки прошлого прячутся не только за пеленой дождя — самые живые и цепкие таятся именно в темноте. Потому, как только землю накрывают сумерки, я зажигаю весь свет, что есть в доме. Тени — самые грозные враги — хотят утащить меня в свое царство и наказать за то, что я когда-то сделала. Я борюсь с ними каждый вечер. Вот сейчас сижу на матрасе в круге света, трясусь и плачу. Сегодня тяжело. Сегодня годовщина «происшествия». Уже третья.
Особо мощный раскат грома заставляет меня вскрикнуть. Я зажмуриваюсь, а когда осмеливаюсь вновь открыть глаза, понимаю, что весь свет вырубился. Безумный взгляд на окно — дома напротив тоже погрузились в темноту. Большая, должно быть, авария.
Нащупываю свечу. Чиркаю древними спичками снова и снова, обжигаю пальцы, подпаливаю все вокруг, кроме свечи. Радуюсь как ребенок, когда наконец удаётся поджечь фитиль.
Робкий огонек освещает его лицо. Шарахаюсь в сторону, чуть не роняя свечу. Поздно! Из темноты выныривает окровавленная рука, вцепляется мне в волосы и тащит туда, откуда сложно вернуться.
— Зачем ты это сделала? — спрашивает он, едва шевеля бескровными губами.
— Я не хотела. Это был несчастный случай, — бормочу я, забиваясь в угол.
— Нет! — ревет он, и ледяное дыхание задувает огонек. — Ты это сделала!
— Прости! Я не хотела тебе навредить. Я просто любила тебя и хотела взаимности.
— Не любила ты! — возражает темнота. Спина у меня мокрая от пота.
— Любила. Я бы тебя отпустила! — выкрикиваю я и тихо добавляю: — Но не успела.