Мне было двадцать семь лет, и он называл меня «мальчик». Мой заработок поддерживал семью. Я уступил поместье родителям в пользу таунхауса в Лондоне.
«Мальчик», — так он назвал меня.
Мое сердцебиение ускорилось, когда я заметил, что Рональд-бюстовый-энтузиаст-Уизли отошел поговорить с каким-то толстым бумагомарателем из Министерства. Гермиона осталась одна. Это не продлилось бы долго. Ее любят, и скоро кто-нибудь другой втянет ее в разговор.
Я решил сделать ход.
— Прошу прощения, — сказал я, протягивая матери бокал.
Как тактично заметил мой отец, я был ужасно пьян. Казалось чудом, что я смог идти, не падая. Одна нога за другой, сказал я себе. Вот так, Драко.
О, хорошо. Она заметила, что я существую. Удивительно, как за такое короткое время мне удалось полностью стереть расслабленное выражение с ее лица. Что, черт возьми, она думала, должно произойти? Она решила прийти на мероприятие, организованное моими родителями. Конечно, она знала, что я здесь буду. Черт, она хотела этого.
— Здравствуй, Драко, — сухо сказала она. — Как ты?
Она даже не могла взглянуть на меня. Неужели мы действительно поженились меньше полугода назад.
— Я хочу с тобой поговорить, — выпалил я.
Какая-то синеволосая тетка окликнула Грейнджер с другого конца бального зала, и она послала той легкую улыбку и помахала рукой. Гермиона, возможно, казалась взволнованной, но ее тон был стальным, когда она заговорила в следующий раз:
— А разве ты уже не разговариваешь?
— Наедине, — добавил я.
— Не думаю, что это разумно.
— Скорее всего, нет, — согласился я. — Но мне все равно хотелось бы. Пожалуйста.
Выражение ее лица смягчилось, но только на секунду. Я знал, что от меня воняет, как от пивоварни.
— Сколько ты выпил?
— Не столько, чтобы не обращать внимания на то, что ты одета как проститутка. Неужели наше бракоразводное соглашение оставило тебя без гроша в кармане, поэтому ты носишь вдвое меньше одежды, чем раньше? — Мой взгляд задержался на нежной выпуклости ее груди, обтянутой тканью белого шелкового платья. — Меня можно уговорить отдать тебе несколько галлеонов, чтобы прикрыться.
О, это было ужасно. Я слышал слова, слетающие с моих губ, и часть меня не могла поверить, что я произношу их. Другая часть, та, которая хотела ударить Уизли по голове его собственной отрубленной рукой, подзадоривала меня.
Гермиона не выглядела дешевкой. Она не могла выглядеть дешевкой, даже если бы была одета в маггловские фунтовые банкноты, скрепленные вместе. Она была прекрасна в тот вечер, и я всегда жалел, что ни разу не сделал ей достойного комплимента. Для меня комплименты и ласки — все равно что татуировки. Если сделаю один, то не смогу забрать. И когда это случится, я буду в долгу.
Она покрылась румянцем глубокого оттенка красного. Мне следовало чувствовать себя несчастным, ведь заставил ее погрузиться в неловкость из-за подпитываемой ревностью тирады. Но это было не так. Мне нравилась ее боль.
— Ты просто невероятен.
Я предчувствовал надвигающуюся бурю и решил, что выйду в сиянии неисправимой славы.
— Ты позволяешь ему прикасаться к тебе, я прав?
— Что?