Тихий стук в дверь прервал ее занятие.
- Войдите, если вы не враг мне!- крикнула она, и усмехнувшись, добавила про себя – “А коли враг – сиди и жди? Похоже, что поведение Хамона и впрямь заразно.”.
Дверь отворилась с жутким скрипом, и неудивительно – дверные петли, судя по их виду, не смазывались примерно с основания замка.
Сильно прихрамывая, в келью вошла женщина, силуэт которой столь удивил послушницу часом ранее. И было чему удивляться – седая, со спутанными и падающими на глаза волосами, на первый взгляд – сгорбленная старуха.
На второй, третий и прочие взгляды становилось ясно, что женщина это не такая уж и старая, лет сорока, не больше. Глаза ее были серыми, будто подернутыми дымкой, а волосы и платье срочно нуждались в мыле и воде.
При этом вошедшая отнюдь не выглядела слабой или больной – выражение ее лица было скорее проказливо-умильным. Так кривляются маленькие ребятишки, для которых весь мир – пока ещё площадка для игр.
В левой руке она держала свёрток, который издалека можно было принять за младенца. Да женщина и обращалась с ним, как с младенцем, ловко управляет со всей остальной работой одной рукой.
- Славную девочку нам с тобой привели, малышка, славную! – она переводила взгляд со свертка на Доминику и обратно.
- А скажи-ка ты нам, девица-розумница, как тебя зовут?
- Я послушница из монастыря святой Ирменгильды, мое имя Доминика, – за последние годы девушка столько раз видела и пользовала юродивых, что была совершенно спокойна.
Она прекрасно знала, что в большинстве своем это несчастные и больные люди, нуждающиеся в помощи и утешении.
- Ай, какое красивое имя! Божья девочка, значит!! Ай, старая Айлуфа уже давно не слышала такого имени! И моя малышка Гуннхильда тоже не слышала, да, Гуннхильда?! – она наклонила голову к свертку, как бы вслушиваясь в ответ.
- Да, божья девочка, Айлуфа рада видеть тебя здесь, да, рада, хоть и жаль нам тебя. Очень, очень жаль бедную божью девочку, ну да что ж поделать, были здесь и моложе, и краше. Все, все здесь были. И даже Айлуфа здесь была, – она по-прежнему обращалась к безмолвному свёртку.
Доминику продрала дрожь. Женщина явно знала, что происходит потом с бедными “девочками”. Уж если после того, что с ними делали в этом замке, все они дошли до состояния Айлуфы, ей нужно постараться поскорее сбежать отсюда.
- Тётушка, – ласково обратилась она к Айлуфе, – молю тебя, расскажи мне, а нельзя ли отсюда выбраться? У меня есть друзья, они будут щедры с тем, кто поможет мне вернуться в свой монастырь!
- Можно, можно, божья девочка. Конечно, можно,. – женщина как-то не по-доброму усмехнулась.
Она подошла к оторопевшей Доминике поближе, улыбнулась во все четыре оставшихся зуба и вдруг неожиданно громко и зло рявкнула ей в лицо:
- Уйдешь отсюда тогда, когда наступит время, не позже и не раньше. Когда все мужское население замка натешится тобой, и зарастёт нога, которую сломают тебе, чтоб ты не смогла убежать. Когда твоего ребенка бросят в ров, смеясь в ответ на твои мольбы! – гнилостное дыхание заставило послушницу вжаться в стену. – Когда ты умрёшь в горячке, под очередным мерзавцем, берущим своё. Вот тогда ты отсюда выйдешь, да нет, вылетишь, упокоившись в ближайшем лесу, зашитая в мешок. О, как я приближаю этот день. Вот только Гуннхильдочку мне не с кем оставить, да, родная моя? – она обернулась к свёртку и словно забыв о присутствии девушки, снова стала его ласкать и тетешкать.
Доминика в ужасе отшатнулась, роняя сумку. Давно она не сталкивалась с такой злобой – выстраданной, закалённой и кристаллизовавшейся.
Юродивая будто успокоилась, по-прежнему держа в левой руке свой свёрток,она правой ловко схватила сумку девушки и начала развязывать шнурок, пытаясь открыть её. Наконец, ей это удалось, и, как ребенок, добравшийся до шкатулки матери, она принялась с жадным любопытством разглядывать содержимое, осторожно трогая мешочки трав.
- О!!! Как хорошо пахнет!! Смотри, божья девочка, Гуннхильдочке тоже нравится!!! – она открыла мешочек с полынью и вытряхнула на ладонь пучок трав.
Ааапчхи!!! Какая славная полынь, прожигает до печёнок!!! Я возьму немного, Гуннхильдочка просит, мы ведь не откажем ей, правда? Правда, божья девочка?! – она с мольбой заглянула в глаза ошеломлённой Доминике, и не дожидаясь ее разрешения, засунула в свёрток пучок полыни.