Глава 3
Физиотерапия отстой. Восстановление отстой. Бесконечная чесотка под гипсом — худшая пытка в истории человечества. Но хуже всего родители, которые вторглись к тебе домой с мыслью причинить добро и заботу. Едва мои предки узнали про «инцидент» это превратилось в изрядную проблему.
Мой отдых в госпитале перед этим тянулся ещё неделю. Помереть, даже если только на минутку-другую, оказывается чертовски утомительное занятие. Врачи удивлялись, что я вообще живой. Когда я спросил одного, сколько именно крови я потерял, он сухо прокомментировал: «Большую часть».
Лечение в основном сводилось к тому, что я пытался ходить и ничего себе при этом не порвать. Силы понемногу возвращались, и я уже мог проковылять метр-другой на своих ногах и даже переварить больничную еду. Полиция Далласа прислала детективов на разговор. Ни слова про сверхъестественных монстров и агентов ФБР. Ну и, поверьте, я тему избегал так же старательно. В основном копы полагали, что мистер Хаффман — серийный псих-убийца, который нажрался фенциклидина и с мощного прихода ангельской пыли отправился за мной с 35-сантиметровым боуи.
Ни капли не сомневаюсь, что федеральные друзья поиграли с местом преступления достаточно, чтобы получилась та история, что им нравилась, и в ней точно не осталось места для вервольфа.
Полицейские благодарили меня за избавление мира от крайне плохого человека и провели случай как чистейшую допустимую самооборону. Никаких признаков, что мне собирались прицепить какие-то последствия. Даже мой .357 вернули, после того, как он покинул ящик в комнате хранения вещественных доказательств.
Местные газеты смаковали историю моей самообороны против чокнутого серийного убийцы Сесила Хаффмана. Что смешнее всего, с фотографиями. Уверен, что большинство читателей ни капли не сомневались, что я и есть чокнутый убийца, потому что я большой, молодой, накачанный, темнокожий, в целом уродливый и с остекленевшими глазами. Мистер Хаффман куда больше походил на жертву: толстый менеджер очень среднего звена очень средних лет, с грустными очами и тремя подбородками. Внешность обманчива. В госпитале то и дело приходилось гонять журналистов. Я боялся неумело соврать, или залажать историю прикрытия и привлечь на себя раздражение ФБР. Пришлось даже отказаться дать интервью в эфире Опры. Мама просто в бешенство пришла, когда узнала.
Мои прибыли как раз перед выпиской. Не поймите меня неправильно. Я честно люблю семью. Они хорошие. Чокнутые, но хорошие.
— Чёрт побери, малыш, дерьмово выглядишь, — стало первым, что я услышал из уст отца, когда он увидел моё лицо.
Отец — примерный гражданин, ветеран, герой и почётный член очень закрытого сообщества полевых бойцов специального назначения. На хорошем счету. Дома он эмоционально холодный строгий мужик, который практически не может нормально общаться с детьми. Когда я был маленький, то всерьёз считал, что он нас правда не одобряет, или даже не любит. Приходилось старательно идти по его стопам. Младший брат ответил на это всё тем, что бросил школу и начал играть хэви метал. Пока я получал диплом бухгалтера, он подписывал контракты на альбомы и всегда пребывал в окружении горячих фанаток и шумных тусовок.
Отца немного раздражало, что меня так порвал какой-то жирный поц, и это при том, что я моложе, в лучшей форме и у меня ствол. Ну, позорище. Сожри меня Хаффман, и отца сильнее бы подорвало, что Питт ухитрился проиграть в бою, чем то, что у него больше нет сына.
Последний раз он так на меня обижался, когда я просился в армию, но меня завернули с плоскостопием и упоминанием астматических приступов в детском возрасте. Тяжёлый для него оказался денёк.
Он воспитывал детей, чтобы они пошли его солдатскими путями. Даже моё имя, Оуэн, это название пушки, с которой он бился за свою жизнь в Камбодже на войне, которую официально даже не объявили. Он думал, что имя неплохо звучит, а настоящая пушка всего-то и пригодилась ему, чтобы убивать коммунистов в окружении на вражеской территории. Когда из всего стреляющего железа между тобой и ними у тебя лишь вечно клинящее австралийское говно старше тебя по возрасту, и не к таким интересным выводам можно прийти. Можете поверить, ребёнком я слышал все эти истории.
— Деточка моя! Бедолажечка! Как это произошло! Ах ты бедняжка! — мама. Она так несколько минут продолжала, вперемешку с обнимашками, поцелуями и влажными салфетками. Она у нас в ответе за семейные эмоции. А ещё мамина любовь проявляется через кухню, вот почему я толстый. В моём доме, если ты не ешь — тебя не любят. Бессмысленно уточнять, что Питты растут большие.
Они забрали меня на квартиру, где, к моему удивлению, и остались. Я пытался их убедить, что совершенно в порядке, и что помощь не требуется. Поскольку я всё ещё плохо ходил и оставался по уши в бинтах, не думаю, что это звучало убедительным аргументом в пользу моей самостоятельности.
Недели шли. Я выздоравливал. Силы возвращались. После нескольких осмотров врача я начал потрескивать. Люблю, как мама готовит, но вместе нехватка упражнений, атрофия мышц и три тысячи калорий на обед приводят к набору веса. И всё это под бесконечные вопросы где моя подружка, когда я женюсь, когда найду себе новую работу, и что буду теперь делать. И конечно же выводы, что я должен вернуться домой, найти там себе новую работу и начать встречаться с хорошей девушкой.
Несколько раз приходили друзья. Мама постоянно таскала домой новое кино. Я наконец-то дочитал все книги и начал просматривать вакансии.
Отец в основном в гольф играл.