- Это уж как повезет. И радости, и горести. Ты и сама скоро во всем разберешься, раз зверь тебе отозвался. А пока ешь, набирайся сил. После нам все расскажешь.
- Дай ты поесть девочке. Успеешь еще расспросить, - произнес Спас и, взяв хлеб, первым зачерпнул из чугунка щи.
Очевидно, здесь тарелок не подавали, а вся семья ела из одной посуды. Начинал же всегда хозяин, давая понять остальным, что еда нормальная и можно приступать.
- Ешь-ешь, - улыбнулась мне Прасковея. – Вон, сметанку мажь, чесночок бери, а я тебе пока молочка налью. Корову-то мы в лесу не держим, да наша Двурожка не хуже дает.
- Двурожка, - удивилась я. – Это какое-то животное?
Я рассудила так: если здесь есть лунксы, то могут быть и другие странные создания. Хотя… куры, утки и гуси показались мне вполне обычными.
- Животное, - рассмеялась хозяйка. – Коза наша, зовут ее так. У нее вторая пара рогов не отросла, вот Двурожкой и зовем.
- А что, обычно у коз четыре рога? – тихо спросила я, отчаянно беспокоясь за свой рассудок.
- Вообще-то, пять, - авторитетно заявил Спас. – Но уж коли не отросла вторая пара, то пятый и подавно не проклюнулся. Обычно они маленькие, на самом темечке, коронкой. А у нашей два, зато длинные, в рост пошли.
То есть, выходило, что по земным меркам Двурожка – коза обыкновенная, одна штука. И волхв с женой ее любят, а может еще и жалеют за дефективность. Все равно, что курица с одной лапой – яйца нести не мешает и ладно.
- Совсем ты гостью заговорил, старый! – шикнула Прасковея на мужа, словно не сама меня только что отвлекала вопросами.
Впрочем, мне и самой было все в диковинку. А уж сходство имени «Веренея» и «Вера» так и вовсе настораживало. Бабушку же в лесу нашли, без памяти, а дед тоже ее видел и память потерял, женился сразу. Я как-то подсчитывала месяца со дня свадьбы до рождения отца. И что-то у меня не сильно сходилось. Не выжил бы в глуши такой недоношенный ребенок, а баба Вера даже в роддом не ездила. Так в своей избушке и родила.
Это что же выходит… у меня здесь родственники найтись могут? Как там Спас сказал? Веренея Гардэн была невестой погибшего сына какого-то там герцога? Нет, уж. Лучше от всего этого держаться подальше. Бабушкин жених умер, сама она бежала без оглядки… От кого? Почему? Чертовщина какая-то!
Пока я размышляла, потянулась ложкой к чугунку со щами, а затем направила ее в рот и застонала:
- М-м-м-м-м…
- Обожглась, что ли? – всполошились хозяева.
Я замотала головой. Еда, конечно, была горячая, но стон вырвался сам собой – от наслаждения. Вкус насыщенного мясного бульона мешался с ароматом кореньев и трав, томленая квашенная капустка давала кислинку, а незнакомая крупа, очень напоминающая полбу, придавала похлебке густоты. В общем, это был такой фейерверк вкуса, что я наслаждалась каждым мгновением.
- Никогда такой вкуснятины не ела, - призналась я.
Прасковея зарделась, довольная похвалой.
- Вот-вот пироги доспеют. Ешь досыта, а уж потом и поговорим, - сказала она, подливая в глиняную кружку Двурожкиного молока.
Ели дружно. Переговаривались в основном Спас и его жена. Ну, как переговаривались… Скорее уж, переругивались и подтрунивали друг над другом. Сразу видно, что эти люди прожили вместе счастливую жизнь, имели много общих воспоминаний и радовались каждому дню.
Когда стол опустел, а Прасковея смела последние крошки, Спас посмотрел на меня и велел:
- Ну, сказывай. Да все без утайки, раз тебя сама магия ко мне прислала.
Его жена пристроилась на лавке рядышком, подперла кулаком щеку и тоже приготовилась слушать. Вообще, нравились они мне. От них будто свет исходил, а я как мотылек летела на него, не боясь обжечься, и чувствовала себя совсем как в детстве у бабушки.
Если бы я была одна, то, возможно, что-то и утаила бы. Но спасти Лункса для меня сейчас было наиглавнейшей задачей. Бог с ней, с магией, с новым миром, а кот… Кот он мой и точка.
Рассказывала долго. Про землю, про предупреждение деда Антипа, про грозу над мостом и мой странный обморок. Когда повествование дошло до погибшей мамы лункса, Спас особо тщательно расспрашивал про колья в яме, про ветки, кусты и даже зачем-то попросил дважды описать странную лестницу, по которой я выбиралась, волоча на себе кота.