Миуюки тихо поблагодарил и продолжил собираться. Девушка, не сводя с него недоверчивого взгляда, проводила его до стойки и холодно сообщила:
— Оплачивай номер. И знай: если бы не его защита… — она не закончила, но суть была понятна.
Каждое её слово било, словно молот. Но он заплатил, получил ключ и поднялся наверх. Спустя несколько минут он оказался в небольшой комнате. Только здесь, за деревянной дверью, он наконец перевёл дух, осознав, насколько был близок к смерти всего пару минут назад.
День явно подходил к концу, но для меня он всё никак не заканчивался. Перенеся мешок потрясений, страха и горечи за последние несколько часов, я, наконец, успел задуматься о самом простом — еде и отдыхе. Со слабой надеждой на то, что хотя бы в этом новом мире меня не ждал очередной удар судьбы, я направился к стойке.
— Ужин… и завтрак, — с трудом выговорил я, немного запинаясь.
Девушка за стойкой только скосила на меня холодный, недоверчивый взгляд. Даже не скрывала, что всё ещё хотела бы увидеть меня лицом в грязи — вероятно, с ножом в спине. Её молчание длилось нестерпимо долго, а затем она всё-таки взяла монеты из моего мешка и ответила с характерной сухостью:
— Ладно. Нынче голодный не доживет до заката, кхе... — буркнула она с издевкой и ушла куда-то.
Через какое-то время одна из служанок принесла мне деревянную миску с похлёбкой. Тёмно-серая жижа в ней больше походила на болотную массу, чем на еду. Рядом лежал кусок хлеба, в два раза более грубый, чем я себе мог представить, — и что-то вроде копчёного мяса, до боли сухого на вид. Ах да, я ещё получил кое-что на завтрак: хлеб и кожаную флягу, предположительно — с водой. На этом создание иллюзии гостеприимства закончилось, и я поплёлся наверх.
В своей комнате я, наконец, сел за маленький столик, поставил перед собой еду и взглянул на неё.
— Ладно. Главное, не думать. Главное что-то съесть, — пробормотал я.
Зачем я это произнёс вслух? Возможно, это был мой способ убедить себя, что это не так уж ужасно. Я взял деревянную ложку, зачерпнул немного похлёбки и попробовал.
...Я даже удержаться не смог.
— Это что — наказание?!
Солёная, горькая и странно металлическая жижа обожгла мой рот. Выдохнув, я сделал глоток воды, но это не помогло. У меня буквально физически не получалось проглотить вторую ложку.
— Ужас... Это же нельзя есть! Это хуже, чем школьная столовая, и я уже сомневался, что такое возможно...
Но только представив, что альтернативного ужина у меня нет, я заставил себя вернуться к миске. За каждым проклятием, которое хотелось выкрикнуть, следовала ещё одна ложка. С каждым ломтём хлеба, что я мучительно прожёвывал, я напоминал себе, что мне нужна хоть какая-то энергия.
Даже мясо, которое выглядело относительно съедобным, оказалось сухим и пережаренным до степени древесины. Оно хрустело на зубах, будто из него выжгли все соки.
— Что ж... Набор, видимо, "отрава" и "требуется срочный зубной протез". Или это я просто слишком избалован, а? — пронеслось у меня в голове с горькой иронией.
Тем не менее я кое-как доел. Когда еда закончилась, я почувствовал... злость? Нет, опустошение. Я отодвинул миску в сторону, ничего не сказал и просто посмотрел в потолок.
«Ну, с этим понятно. А что дальше? Еда — дрянь, постель… может, хоть постель люди умеют делать нормальной?»
Я с некоторой надеждой рухнул на кровать. И так же быстро вскочил.
— Что?! Это кровать?! Да она же колет, как… как будто её наполнили сухими кустами вместо соломы!