Одни говорили, будто Збел, совсем тогда юнец сопливый, от которого никто и не думал ожидать подвигов, поразил римского знаменосца. Мол, именно благодаря ему золотой Орёл «Жаворонков» оказался самым ценным трофеем Децебала, заняв почётное место в царском дворце.
Другие рассказывали, что Дардиолай вступил в единоборство со злосчастным префектом претория Корнелием Фуском, неосмотрительно бросившим легион в атаку на неразведанный должным образом перевал. В схватке Збел одолел Фуска, а тот был знаменитым воином, хотя и бездарным командующим.
Префект претория — командующий императорской гвардией (преторианцами). Позже функции префекта претория были значительно расширены.
Так оно было или иначе, но Децебал заметил молодого человека. Царёв брат Диег приблизил его, и Дардиолай, коего с тех пор нечасто звали по имени, отдавая предпочтение яркому прозвищу, совершил ещё немало подвигов.
— Рот закрой, ворона залетит, — привёл Бергея в чувство насмешливый голос, — басню какую, поди, вспомнил?
Бергей смутился и рухнул на еловую постель, стараясь спрятаться от взгляда Дардиолая.
В котелке закипела вода. Дардиолай закинул в неё горсть проса и снова посетовал, как тяжко ему приходится без мяса.
— Месяц уже на сарматской каше живу. Скоро живот к спине прилипнет.
Бергей хотел спросить, почему Дардиолай не добудет какой-нибудь дичи, живности в горах навалом. Не спросил, постеснялся, но про кашу все же полюбопытствовал:
— А почему сарматская? Просо и мы выращиваем.
— Потому что степняки его особенно любят. Оно для них всего удобнее. Неприхотливо, вызревает быстро и варится скоро, что очень важно. В степи с дровами туго.
— А что они тогда жгут? — спросил Бергей, которому мысль о том, как же люди живут в степи, где почти нет деревьев, раньше в голову не приходила.
— Сушёное дерьмо, смешанное с соломой.
— И что? Горит? — удивился Бергей.
— Горит.
Каша сварилась быстро. Дардиолай степенно расправлялся с ней, не обращая внимания на голодное рычание живота Бергея. Ложка была всего одна. Угрызений совести он не чувствовал. Довольно того, что все не съел, оставил парню.
Когда очередь, наконец, дошла до Бергея, воин развалился на постели из лапника и, сыто рыгнув, заявил, что весь превратился в уши.
— Что рассказывать-то? — насторожился Бергей.
— Всё. Как тут оказался, почти что с голым задом, куда и зачем идёшь.
Юноша, помедлил с ответом, но после всего полученного от воина заявлять — «это не твоё дело» — было нелепо и стыдно, потому он всё же заговорил. Начать решил с конца.
— В Сармизегетузу иду.
— Зачем? — зевнул Дардиолай, — там сейчас римляне.
— Я знаю, — буркнул Бергей и нехотя добавил, — мать у меня там, брат и сестра.
Дардиолай некоторое время молчал. Потом сказал негромко:
— Нет там никого из твоих родных. Уж поверь мне, парень. Нечего тебе в Сармизегетузе делать.
— Откуда знаешь? — огрызнулся Бергей.
— Знаю, — спокойно ответил воин.
— А ты был там? — не сдавался юноша, — я вот был, да тебя не видел. И царёва брата там не было. Даже царя не было. И Вежины, которого ты не любишь. Где вы все были?
— Ты говори, да не заговаривайся, сопля зелёная. Не тебе нас судить.
Дардиолай сказал это, не повышая голоса. Будто выругал щенка, который нагадил в непотребном месте. Наверное, именно поэтому слова прозвучали особенно обидно.
— Не мне, — буркнул Бергей.
«Судить Залмоксис будет. И те, кто подле него уже стоит».
Этих слов вслух он не сказал, побоялся нарваться на затрещину. А потом подумал, что Збел не стал бы этого делать. Не по его чести. Или нет? Много сын Сирма знал о чести того, кого почитали, как одного из самых искусных воинов Дакии?
Всё же его упрёк всколыхнул что-то в душе Дардиолая.
— Не было меня, верно. Вообще в Дакии не было. По царёву наказу я ездил. Куда — не твоего ума дело. Вернулся — всё уже кончено. Царь мёртв.