— Может, надо предупредить начальство бриттов? — спросил Тиберий, глаза которого беспорядочно метались, выдавая растерянность.
— Не надо, — отрезал Лонгин, — сначала сами выясним, что случилось.
* * *
— Ну и где этот хрен с горы ходит? — недовольным тоном поинтересовался худой легионер с вытянутым лицом, помешивая ложкой полбяную кашу в закопчёном котелке над огнём, — готово почти.
— За мясом пошёл, — ответил другой солдат, придирчиво разглядывавший застёжки доспеха.
— Это я знаю, — ответил худой, — чего он там застрял-то? Свиней что ли трахает? Их не трахать, а резать надо. Чего мы, опять пустое будем жрать?
— Сейчас, загежут тебе, ага. Я видел, там тгетьего тня всего четыге свиньи осталось, — прогундосил легионер со сломанным носом, — дачальство сожгёт, а тебе хег за щёку, как обычда.
— Хлебало завали, Носач! — возмутился худой.
Он хотел сказать что-то ещё, но не успел. Третий легионер, невысокий крепкий детина, отличавшийся большей небритостью в сравнении с остальными, не говоря ни слова отвесил затрещину обидчику худого. Несильно, больше для порядка. Гундосый Авл Назика вскинулся было, но здоровяк положил ему ладонь на плечо и молча погрозил пальцем.
— Ну и кому хер воткнули? — удовлетворённо поинтересовался худой и пригладил несколько длинных волосков, торчавших на подбородке.
Огрёбший затрещину, почесал затылок и пробурчал нечто невнятное.
К костру подсел ещё один легионер. На поясе его висела полотняная сумка, выдававшая в нём тессерария.
Тессерарий — младший офицер в римском легионе, помощник опциона, который в свою очередь был заместителем центуриона. Тессерарий отвечал за организацию караульной службы и передачу постам паролей в виде табличек-тессер.
— О! — оживился худой, — ну чё?
Новоприбывший развернул тряпицу.
— Сало.
— Опять? — скривился худой.
— Скажи спасибо, Гней, хоть это осталось. Всех свиней сожрали, но пекуарий говорит, что новые послезавтра будут.
— Тощие небось, — проворчал Балабол, — откармливать их ещё.
Тессерарий кинул мелко нарезанное сало в котёл.
— Э-э! Зачеб туда? — возмутился Назика.
— Не ссы, всем будет поровну, — пообещал худой Гней Прастина по прозвищу Балабол, размешивая кашу.
— Накладывай уже, — потребовал тессерарий.
— На, — Назика протянул худому пустую бронзовую миску-сковородку на длинной ручке.
Тот начал накладывать туда кашу.
— Ещё, — командовал тессерарий, — хорош, хватит.
Потом последовала очередь молчаливого здоровяка.
— А где моя? — спросил Балабол.
Он огляделся по сторонам, а потом пристально уставился на гундосого Авла, который уже собирался запустить ложку в кашу.
— Да вот же моя! А ну отдавай!
Назика удивлённо посмотрел на миску.
— Точно, смотги-ка. Ну извини, Гдей. На.
Он протянул худому миску, а сам поднялся, слазил в палатку и вернулся со своей.
— … А вечером, говорят, кровяную колбасу будут давать, — рассказывал тессерарий, — и вина больше обычного дадут. И даже, говорят, не мочу фракийскую, а чего получше.
Он посмотрел на здоровяка и добавил:
— Извини, Пор, я про мочу-то не в обиду. Оно, фракийское-то, всякое бывает.