Pov 1
«Да. Я очень хорошо это запомнил. Он взял у меня кинжал поясной, поскрёб им по стенке этой, а после отдал мне его. Да, вот этот, именно. Он форменный. Да, я даже после его и не точил. Вы што?! Это ж теперь память на жизнь мою всю!»
«Конешно. Значит, кинжалом он поскрёб, а потом отдаёт мне его и как закричит радостным таким голосом, значит. Я это на всю жизнь запомнил, да. И голос у него такой сильный! А слова такие были: «Дивен Бог во Святых Своих!»
Точно-точно! У меня знаете какая память, я хоть раз что-то услышал, больше никогда не забываю. Если б вино так не любил, может и… эх…
«Да, помолился он крепко, а потом, значит, подходит к стенке и пальцами в камень, как будто в масло, а сам будто светится! Я на колени упал, крещусь и слёзы из глаз льютися…
А Он мне говорит: «Встань, Афонасий, сейчас не время молиться, а время дела делать. А когда придёт время, Я Сам за тебя перед Богом молится буду!»
«Да откуда я ж знаю, как Он моё имя узнал, может, Бог Ему открыл, а может, и сам где услышал».
«Точно, точно, вот крест на том целую!»
«Да, конечно, ни одной живой душе! Никому не расскажу!»
«Ага, так Он меня позвал, а меня будто Ангелы подняли, и я сам в стену эту руками, да прям в камни! А они как сухари сухие, а не каменюки крепостные!»
«Ну, да, конечно, да из них вон всё основание Кремля сложено! Так вот, я их беру ласково и чувствую, будто не я это, а Ангелы моими руками действуют! Ведь острые те каменюки были, и боль была настоящая. Я ж ногти содрал тогда, так они утром все новенькие! Да, вот, смотрите! Новые все!»
«Ну не все, да, но вот этот и вот этот новые, видите? А?! За одну ночь выросли, разве не Чудо Божие?!»
«Конечно, конечно. Он говорит: «Отойди в сторону, Афонасий, мне надобно первому взглянуть на Святыню!» Я, значит, отошел, а Он, будто по воздуху Ангел, полетел, и руку с фонарём туда. В эту, значит, дыру, которую сделали. А потом Он как-то ослаб и начал падать, а меня будто чем-то к земле приморозило. Я вижу, как Он падает, а сам и сойти с места не могу, будто держит меня что-то!»
«Ага, ну да, после-то отморозило меня от земли-то. Я, значит, кинулся к Нему, и тут вот братия прибежала, послушники, значит, и Петро вместе с ними. Он ведь младше меня на год один, вот он и побежал, когда Его Высочество Императорское послало за людьми».
«Ну потом чего? Да вы ж всё знаете! Ну ладно, конешно».
«Взяли мы, значит, Его Высочество Императорское на руки и понясли во Его дворец, с караула которого Он нас и забрал с Петькой. Ну, значица, отнесли, а там в палаты Его положили».
«Ну, да, просто был как бы спавший, и крови совсем не было, будто спит Он».
«Не, не крючился. Лик у Него покойный, будто отдыхает. Да! Вспомнил! У меня же колено было повреждено! Я ж в туречине воевал, там и колено повредил, плохо оно сгибалося. А вот теперь смотрите, как могу! Вот так! И вот так тоже могу!! А раньше, всё! Шалишь! Нельзя! Да и доктор списать хотел, да начальство не дало, и вот! А если б списало б, я ж никогда такого чуда б и не удостоился!»
«Да, конечно ж, я ж с пониманием! Нельзя за Него никому! Я ж могила! На том крест пред вами и целую!»
Написано дословно со слов казака Афонасия Чернышого.
Москва. Кремль. Чудов монастырь.
6 мая 1891 года.