Йорген Ман подпустил в свои черные узкие штанинами модные фирменные брюки. Он этого даже не ощутил и не почувствовал, когда рванул со своего места бегом, что силы во все ноги вдоль пешеходного выложенного большим булыжником тротуара. А из самой черной тени падающей от стоящих двухэтажных каменных домов и полумрака темноты, выскочил огромный на четырех длинных звериных лапах черный дикий жуткий зверь. С клыкастой большой пастью, остроконечными прижатыми к затылку своей звериной волчьей головы большими ушами. Огромными прыжками, он, этот дикий свирепый с громким рычанием адский зверь, полетел по каменной дорожной брусчатке, стуча своим острыми кривыми черными когтями в погоне за своей ночной жертвой, настигая очень быстро ее и стремительно, повергая наземь. Разрывая в окровавленные ошметки, вырывая из тела кости своей зубастой звериной пастью.
***
Шестидесятипятилетний немецкий фермер Вольфганг Лемке завтракал. Было раннее утро. Часов семь. На дворе его дома, да и вообще во всей округе деревни Шайнездорф, было еще достаточно темно, чтобы начинать свою по домашнему хозяйству работу. Но он решил как можно раньше сегодня поработать во дворе собственного деревенского дома. Надо было заняться в своем столярном домике по соседству с домом столярным делом. Надо было смастерить пару табуреток и один в свой дом на замену старым стул. Вольфган был мастером своих столярных дел. И мог даже смастерить, конечно, за отдельную в карман плату, что-либо из домашней мебели.
Он собирался сделать эту утром работу, но перед этим накормить коров и свою любимую трудягу фермерскую лошадку Берту. Дворовую охранявшую вход в дом цепную собаку Волчка и двух дойных коров Дори и Бети.
Сейчас о н собирался мирно поесть.
Но скрипнула на входе в дом его жилища входная дверь, шумно отрывшись и закрывшись. Это его верная уже более двадцати лет супруга шестидесяти двух летняя Марта Лемке. Она принесла колотые дрова из дворовой поленницы для домашнего большого очага. Надо было подбросить в печку дров. На улице была зима. Февраль. Середина месяца. Хоть и не было сильных морозов, но все же было достаточно холодно. Вчера шел обильный густой снег и дул сильный западный ветер. А сегодня стоит тишина и ни снежинки.
Вольфган Лемке еще не успел сделать пару ложек горячего сготовленного женой супа, как его жена Марта Лемке ему, вдруг произнесла, вероятно, чтобы затеять с молчаливым с утра и хмурым мужем утренний, хоть какой-то диалог – Фольфган, что-то наш Волчок забился в свою конуру и ни звука. Я его уж выманивала, выманивала всяко, даже едой. Никак зараза такая не вылазит из своей конуры и тихо так скулит. Не заболел ли он? Он даже и ухом не повел. А ночью все не унимался и гавкал на кого-то точно ненормальный. Как будто кто-то ходит вокруг нашего дома и двора.
- Я слышал Марта. Мало ли на кого он мог лаять. Тут окраина леса и мог из нег о выти либо олень, либо медведь. Да и волки тут не новость. Я все прекрасно слышал. Я хочу поесть, Марта - произнес Вольфган и взял в руки кусок ржаного хлеба и свою любимую личную ложку.
- Да, любимый, но все наши домашние питомцы ведут себя с утра странно как-то. Им нет покоя. Будто заводные. Коровы мычат и бегают от угла к углу своего стола в скотном амбаре, а лошадь Берта подпрыгивает и брыкается. Фыркает и пыхтит, точно учуяла что-то опасное.
Не так далеко и где-то на улице раздался дикий звериный волчий вой.
Вдруг за окном дома раздался звериный громкий волчий вой.
Это заставило Фольфгана остановиться со своим завтраком и замереть на одном месте. Этот волчий вой был ему до глубины души немецкого фермера и охотника знаком.
- Черт подери, Гертруда! – он произнес громко и встревожено, подпрыгивая со своего деревянного хозяйского стула у кухонного стола с недоеденным своим супом в тарелке - Это Гертруда! Изгнанная и проклятая всеми, она опять явилась без приглашения! Вот уже третий раз за Калебом! Тварь кровожадная лесная!