- Здраствуй, Вольфган – произнесла ему Гертруда, женщина в потрепанном старом выцветшем платье и надетой поверх него из оыечьей серой шерсти такой же старенькой короткой до колен шубейки с поднятым вверх откидным воротником, стоящая босыми ногами на холодном зимнем снегу. С виду высокая и довольно еще красивая, черноволосая кареглазая брюнетка немка, лет сорока. С хорошей все еще достаточно подтянутой гибкой красивой фигурой, грудью и ногами, которую, он хорошо знал и как тесть и как любовник. Ту, что тогда явилась в его дом с сыном Гюнтером в синих обтягивающих ее круглый широкий с такими же красивыми бедрами, да и в целом ногами полногрудая красавица. В коротком, далеко не по сезону черном топике, из-под которого виднелся красивый смуглого оттенка нежной женской кожи красавицы брюнетки с пупом животик и распахнутой, буквально настежь кожаной с пуховым воротником черной куртке. Ретивая и соблазнительная. Да и развязанная в своем легком фривольном поведении сразу было видно горожанка, каким-то чудом, оказавшаяся в глухой деревне, да еще на самой ее окраине Шайнездорф.
- Я пришла увидеть своего сына - произнесла сорокалетняя красавица брюнетка.
- Он не твой сын, а Гюнтера – произнес ей Вольфган, называя имя своего покойного сына.
- Он и мой сын, Вольфган - произнесла она своему нелюбимому тестю.
Сейчас они были практически врагами. А когда-то были лучшими даже друзьями. Особенно, когда Гертруда вытащила, самолично. Своими женским довольно сильными руками. Телом молодой, тогда еще тридцатилетней с виду хрупкой немки, Вольфгана из трясины лесного болота. Мало того, между ними была даже близкая связь. Естественно его сын Гюнтер и понятия не имел, какая. Вольфган был более молодой и довольно привлекательный на вид мужчина. А она была в самом соку и пылу, да и могла сходу охомутать любого немецкого мужчину. Еще с первого знакомства, когда Гертруда появилась в доме Вольфгана и Марты как подружка Гюнтера, она понравилась ему. Точнее, он запал на нее. Потом, они становились все ближе и ближе, когда Гертруда стала его снохой, а сыну супругой. И поселилась в их доме. Мало т ого, Гертруда оказалась странным образом сиротой. У нее не оказалось родителей. И он до сих пор н е знал, кто они такие. А его родной сын Гюнтер, каким-то образом подцепил ее в пивном городском баре Шверина на землях Меклебурга. Так за кружкой пива у барной стойки. Как не известно. Но, привел тогда первый раз в свой с отцом и матерью дом в фермерскую деревню с названием Шайнездорф сюда, на отшиб и окраину со стороны леса. И вот также зимой и в лютый холод и мороз. Где-то в январе.
Гертруда сразу понравилась ему, Вольфгану.
Он даже помнит, как застучало его гулко мужское от восторга и любви в груди немецкого фермера и бюргера сердце. Но он не мог себе позволить это. Хотя в тихоря, мог иногда, когда чесались руки, шлепнуть Гертруду по широкой сучки и самки тридцатилетней заднице. Конечно, это крайне не позволительно и греховно, но все же.
Но, то болото в лесу. Оно, точно разрешило им все. Обоим мокрым и скользким точно две болотные пиявки. Они слились в близком слиянии и сексе. Диком и неуправляемом. Это был единственный раз, когда Вольфган Лемке изменил своей Марте Лемке. И теперь даже сам не до конца мог уверывать, что Калеб не сын его Гюнтера, а его собственный ребенок. И потому был настроен еще решительней, критичней и яростней против Гертруды защищая его.
- Ты не получишь его и даже не увидишь больше! – произнес опять также грозно, Гертруде Лемке Вольфан Лемке – Ты болталась не известно где! Сколько ты за это время всего натворила. Скольких убила и покалечила, Гертруда! Ты знаешь, что подвергаешь нас своим здесь присутствием и своей такой преступной жизнью всяким подозрением со стороны полиции! За нашим домом городская полиция установила постоянное наблюдение!
Гертруда задрала вверх свою женскую черноволосую растрепанную ветром припорошенную белым снегом голову, и стал дергать своим носом, всасывая и вдыхая зимний колючий ночной воздух. Она вертела вправо и влево своей черноволосой непокрытой с длинными густыми вьющимися волосами головой и произнесла Вольфгану – Не мели чепухи, Вольфган. Ее здесь нет, как и прочих посторонних. Мы здесь одни. Тут, вообще на целую милю, никого нет, ни души в округе. Не бери меня на понт, тесть мой горячо нелюбимый.
- Насрать, Гертруда! - прокричал уже угрожающе Вольфган Лемке - Убирайся отюда! Калеб не твой иты ег о не получишь никогда!