За мной следили, не скрываясь.
Едва я спустился с порога сенаторского дома и повернул за угол, как трое зачинщиков преградили мне путь. Первому же преторианскому ублюдку, показавшему мне железо, я выбил зубы. Остальные поостереглись и исчезли.
Дальнейшее знакомство с Римом не предвещало ничего хорошего, и я, запутывая следы, к концу дня выбрался на свободу.
Соляная дорога повела меня на север.
Еще утром, входя в южные врата Рима, я мечтал скорее вдохнуть тепло родных очагов. Своего очага у меня не было - я вспоминал очаги моих танаисских друзей и даже костры Газарна.
Но у истока Соляной дороги мое настроение переменилось. Теперь меня вновь ожидало долгое странствие.
Почти не сворачивая в сторону, я прошел Рецию, Верхнюю Германию, Бельгику и остановился лишь в Британии, на валу Адриана. Я обозревал страны и народы, кормясь лекарским делом. Обратный мой путь лежал через Норик, Далмацию, Эпир. Я посетил утихшие Афины, переправился в Азию, побывал в Эфесе, прошел Галатию и Каппадокию и наконец омыл ноги понтийской водой в порту Синопы.
Я заглянул через Эвксинский Понт в мою родную Фанагорию, и сердце мое сжалось. Ремесло матроса-охранника увело меня в далекие пути - это же ремесло возвращало меня на родину.
Я задержался на день в Фанагории. Я прошел мимо высокого дома из песчаника, где мать баюкала меня и отец заглядывал издали, от окна, в мою колыбель.
Я поднялся на откос и посмотрел на море и небо. Перехватило горло, и я не сдержал слез. И когда в глазах поплыло, море перемешалось с небом и солнце растеклось лучистыми стрелами, я различил внизу белый хитон моей матери. Я качнулся вперед - и побежал. Я бежал, задыхаясь, я отрывался от песка и летел, летел вперед - в ласковые, любимые руки...
Лишь холодные волны прибоя привели меня в чувство.
Через час я уже стоял на корабле, отплывавшем в Меотиду.
Я шагнул на берег, у Танаиса, в то самое место, откуда девять лет назад ступил на корабельную лесенку. Изношенные в отрепье сапоги Газарна хранились в моей дорожной суме.
Перед городскими воротами я помолился Аполлону и бросил с моста в ров несколько денариев.
Никто меня не узнал, и никто со мной не поздоровался.
В доме Набайота жил теперь Иеремия, его племянник. Как чужой человек, спросил я рабов о бывшем хозяине и узнал, что он уже два года как отплыл в царство мертвых. Наследство досталось племяннику, а двести денариев дожидались некоего Эвмара, сына Бисальта.
Я усмехнулся и пошел прочь. Вскоре я встретил начальника городской стражи, и он вспомнил меня. Мы за час стали друзьями, выпили в ближайшей таверне, и он разрешил мне переночевать на одной из западных башен.
До вечера я бродил по Городу и окрест него. Что же увидел я? Малое, но точное подобие александрийской суматохи. Прорицатели, целители, ясновидящие, фокусники, гадалки, толкователи снов - обманщики и мелкие, бесталанные ремесленники великого искусства. Откуда слетелось их столько на Город - как воронья на обильную помойку? Как хватало на всех них пропитания и уважения у наивных горожан?
Тяжесть легла на сердце. Что-то случилось на небесах. Казалось мне, что великий дух великого народа, озарявший с небес, подобно горячему солнцу, храмы и души, ныне пал на землю и остыл - и вот разрывают его теперь и растаскивают жадные до власти и денег людишки. Небесную силу солнца, одного для всех, растаскивают ныне на крохотные чадящие светильники для себя одного и, чуть посветив брату своему и ближнему, требуют с них платы и поклонения - вот кто они, нынешние прорицатели и целители на торге. Когда у народа один великий оракул, один великий пророк и один великий философ - тогда силен народ и чиста его кровь. Когда же в любом провинциальном селении появляются два десятка прорицателей, говорящих на латыни и эллинском, - это знак самого последнего и самого отчаянного упадка народа.
С такими горькими мыслями поднимался я на сторожевую башню у западных ворот. Город распростерся передо мной. Крыши золотились в лучах закатного Феба, и прочь, на восток, уносились всадники Ветра.
В это мгновение я замер, затаив дыхание. Великое видение поглотило мою душу: перед внутренним моим взором распахнулись внизу крыши домов, и я прозрел разом все человеческие судьбы до самого дна великой судьбы моего родного Танаиса. Я услышал гул далекого восточного ветра. Всадники Ветра вернутся с востока, спустившись на землю. Великая варварская буря поднимается на нас. Убережем ли хоть один алтарь? Заговорят ли родившиеся сегодня дети по-эллински?
Как Ахилл над телом Патрокла, так я разрыдался над судьбой моего Города.