— Тебе приказали, Хорст, бедняга? На морде демона появилось выражение искренней заботы. — Но тебе приказали их убить, правда? Бедному парню не приказывали сжигать этих людей живьём, верно?
Я мог рассказать о штандартенфюрере Кальце, который считал, что расстрел осуждённых лишает нас ценных патронов. Однако я знал, что демон знает обо всем так же хорошо, как и я.
— А помнишь ещё бёдра той четырнадцатилетки? Ты развлекался с ней, пока твои солдаты резали её мать?
Я не помнил почти ничего. Ни криков, ни лица, ни глаз, ошалелых от боли и ужаса. Помнил только равномерные движения и минуту облечения. И как я отошёл, освобождал место для следующего.
— Нет ничего, что меня бы оправдывало. И я не знаю, как мои страдания могут кому нибудь помочь…
— Они и не могут. — Демон пожал плечами. — Это лишь наказание, Хорст. Нам нравится тебя мучить — и только! Честно, нам это очень нравится.
— Но ведь я заплатил… — прошептал я.
— Да ну? — В его голосе звучала издёвка. — Совесть — это такой кредит, по которому никогда не расплатишься.
— Чего ещё вы от меня хотите?
— Хотим её, — ответил он твёрдо. — Когда отдашь её нам, иди, куда хочешь. Мы освобождаем тебя…
— Так просто?
— Ага, так просто.
— Нет, — решил я. — Мы так не договаривались.
— Хочешь заплатить вечностью боли за маленькую курвочку, которая ради хорошей темы переспит с каждым, кто встанет на её пути? Будь же благоразумен, Хорст.
— Я уже был когда-то благоразумен, — сказал я с печалью. — Хватит.
— Значит, ты так сильно хочешь к нам вернуться?
Я вспомнил, что со мной творили в застенках Ада. Конечно же, я не хотел туда возвращаться. Но я не из тех, кто, падая, обязательно желает утащить кого-нибудь с собой.
— Я дошёл до того, чтобы тридцать три с половиной секунды не плакать и не молить о пощаде. Может, побью собственный рекорд, а?
— Не будь идиотом!
— Отвали.
Я ожидал чего угодно. Но не того, что он просто исчезнет.
Анна застыла статуей. Я был уверен, что она не слышала ни слова из моего разговора с демоном. За ее плечами оформился светящийся красным проход.
— Кто вы? Ради боги, кто вы?!
Её губы двигались, но лицо оставалось недвижным, словно было вырезано из алебастра.
— Оберштурмбанфюрер Хорст Реддл, «Waffen SS», дивизия «Totenkopf»[11]. — Я вскинул ладонь в фашистском приветствии и стукнул каблуками. — Хайль Гитлер!
Даже полный дебил мог заметить, с какой иронией я выкрикивал эти слова. И она, конечно, заметила.
— Но как такое возможно?.. Вам же должно быть… — я буквально видел, как у нее в мозгу двигаются костяшки счётов, — …не меньше девяноста лет!
— Четырнадцатого года рождения, — признался я. — В августе сорок четвертого пал смертью храбрых в Польше, под Воломином. — В моём голосе снова прозвучала ирония, хотя я был посмертно награждён Рыцарским крестом Железного креста[12] за уничтожение семнадцати советских танков. Богом клянусь, их было меньше, но семнадцать — количество, вызывающее уважение.
— Матерь Божья! — выкрикнула она, задыхаясь. — Значит, вы…
— Труп. — Я пожал плечами и махнул ей ладонью. — Возвращайтесь домой, пока ещё можете, Анна Стюарт. И забудь обо всём.
— Куда вы идете?
— А как думаешь, куда может идти оберштурмбанфюрер войск СС? Я возвращаюсь туда, где провёл последние шестьдесят три года…
— Возьмите. Она потянула за цепочку и подала мне медальон с образом Божьей Матери.
Я зажал его в кулаке, повернулся на каблуках и двинулся по тропинке, петляющей среди базальтовых шпилей. Красный шлак хрустел под подошвами моих ботинок. Вдруг я увидел неподалёку, на одной из вершин, высокую фигуру. Можно было лишь гадать, тот ли это, о ком упоминали, когда я заключал договор. Тот, кто решит, в достаточной ли степени я оправдал ожидания и полагается ли мне за это какая-то награда. Искупил ли я вину настолько, чтобы мне позволили уйти. Сейчас я снова помнил каждую минуту из тех шестидесяти трёх лет, что я провёл в застенках Ада.
Силуэт подозвал меня жестом, хотя это было необязательно, ведь я и так шел к нему. Ведь так всегда и бывает в конце.
Взобрался на вершину.
— Я рад, Хорст, что у тебя получилось зайти так далеко, — тепло промолвил тот, кто ждал наверху.