– И вы считаете, что это правильно? – спросил Эрнст, – профессор, – скривив лицо, добавил он.
Кабальеро поначалу не стал отвечать, понимая, что зашёл слишком далеко.
– Нет, я против всего этого, потому что это негуманно, – оправдывался он, – но иногда ради человечества приходится пойти на жертвы. Расстреливать вас, само собой, я не буду, но вот санкции наложить – это самое оно.
– И что вы нам сделаете? – громко спросила Розалинда.
– А вы что мне сделаете, а? – кричал преподаватель, – напишете жалобу в учебную часть?
– Да, профессор, – с ухмылкой ответил Эрнст, – хорошая идея, благодарю.
– Это же так либерально, так прогрессивно, – говорил Пабло, – вы говорите про свободу слова и демократию и сами затыкаете рты всем, чьё мнение отличается от вашего! Или вы рассчитываете, что ваши хозяева-маги выделят вам грант?
– Нет, – сказала Изабелла, – Вы можете говорить и думать что угодно, но у вас есть обязанности преподавателя, которые вы не исполняете!
«А ведь правда», – подумал Эрнст.
– У нас есть программа по социологии, которую мы должны выучить к экзаменам, но вам интереснее агитировать нас против магов, – добавил он вслух.
Пабло Кабальеро громко фыркнул. Он впился в Сестру и Брата взглядом, от которого внутри них всё заледенело.
– Хорошо. Только учтите, что если меня не уволят, то я устрою вам на экзаменах такие проблемы, что вы обо всём пожалеете! – проорал он, – не забывайте, что «неуд» по социологии может испортить вам жизнь. Вплоть! До! Отчисления!
Три удара кувалдой и три забитых гвоздя.
– Мы поняли вас, профессор, – сухо ответил Эрнст, еле скрывая беспокойство, которое сжирало его изнутри.
Теперь им нужно было постараться попасть на экзамене к другому преподавателю.
– Отлично, – мрачно сказал Кабальеро, подойдя к преподавательскому столу, – посмотрим, чем всё это закончится…
– Классно вы с братцем его сделали, – говорила Розалинда.
Они с Изабеллой сидели на табуретках в комнате в общежитии и потягивали чай. Эрнст в это время ещё был на занятиях.
– Пока рано говорить, – ответила Сестра, – боюсь, всё только начинается.
– Что теперь бояться? – пожала плечами её новая подруга, – а вообще, вы с Антуаном смелые.
– Смелые? – удивилась Изабелла.
– Ну, вы не побоялись возразить злому преподу. А этот Кабальеро напомнил мне моего отца. Он важная шишка. Ему принадлежит треть завода в городе.
– О как, – Сестра понимала, кто из богатых горожан мог бы быть отцом Розалинды, но не хотела об этом думать, чтобы не испортить впечатление о ней.
– Одно время он даже был в Сенате, – продолжила Розалинда, глотнув сладкого чая, – только из-за разногласий с д’Обстером его попросили уйти.
– Интересно…
Изабелла поняла, что форма студентки с розовыми волосами была дороже и качественнее, чем её собственная.
– В общем, ты примерно представляешь, что это за фрукт, – произнесла Розалинда, – он много работал – реально много. И много денег приносил и за это требовал нас с мамой его боготворить.
– Увы, это частая проблема, – поддержала её Изабелла.
– В общем, детство моё было суровым, – начала рассказ её подруга, – я жила в поместье, по сравнению с которым дома-близнецы генерала Вольдемара – жалкие лачуги. Но по факту это была золотая клетка. Каждый мой шаг, каждый чих жёстко контролировался – до сих пор вспоминаю это с дрожью. Хотя единственное, за что я своим признательна – что я не выросла богатенькой бездельницей. Мой отец понимал как никто другой, что все деньги достались ему большим трудом.
– И поэтому ты пошла в науку? Чтобы трудиться на благо города?
– Считай, да. Родители хотели, чтобы я учила экономику, но меня от неё тошнит. Я, пожалуй, принесу больше пользы тут, чем считая денежки.
– А мои, наоборот, воспринимают научную карьеру как само собой разумеющееся, – Изабелла отхлебнула чая, – они оба окончили Академию.
– А теперь кем работают?
– Папа – чиновник среднего ранга в Парламенте, а мама – пианистка и учительница в музыкальной школе.
– Ну надо же! Прям по специальности, – съязвила Розалинда.
– Они, может, и были бы рады продолжить занятия наукой, – объяснила Изабелла, – но тогда город начало трясти – реформы Ульчини и всё такое. Фундаментальные исследования и так приносили мало дохода, а в то время – тем более.