Акробат выскользнул на пузе из масляной площадки, кое-как встал, опираясь руками на батут, и принял от одного из автомехаников кипу полотенец. Гаврил же сел в водительское сидение, повернул ключ. Пока автоматическая дверь шиномонтажной поднималась, он продирал глаза, тщась стереть с них всё, чего насмотрелся в этом доме. Хотя бы за сегодня.
Краеугольные
Игровая площадка — старинная, деревянная до мозга костей, пустовала. Лишь немолодые мужички сидели на стилизованных пеньках вокруг пня побольше, резались в карты и пили водку. Не будь залётных автомобилей, которые криво вписывались в узкие повороты, новоявленный Гриша давно бы решил, что наблюдает картину на холсте, не статичную исключительно по прихоти воображения. Он сидел с потерянным видом у окна, принюхиваясь к такому непривычному запаху любой чужой кухни. Руки лежали на коленях и старались не прикасаться к засаленной клеёнке на столе.
А вокруг творился не гротеск, не инсталляция, но быт четы Краеугольных. Поначалу Миша с Лейлой робели, смешно обходя гостя за пару метров, и занимались домашними делами будто под дулом пистолета. Разговаривали шёпотом, недомолвками, исключительно в соседней комнате. Когда же заходили в кухню, непонятно-гостеприимно улыбались, почитая долгом спросить у Гриши что-то. И если Лейла интересовалась самочувствием, комфортом, воспоминаниями и прочими вполне понятными вещами, то Миша с порога огорошивал «столица Венгрии?!», или «по чьей системе две прямые пересекаются?!» и, не дожидаясь ответа, ретировался в прихожую.
Так продолжалось до тех пор, пока Миша, приколачивая сотую, по его заверениям, полку, незаехал себе молотком по мизинцу. И вместо того, чтобы просто ругнуться, замотать ноготь бинтом и продолжить работу, творец устроил шоу умирающего лебедя.
— Невыносимо! Невыноси-имо! Куда ещё-ё эти по-олки?! Что-о Миша делает со своей жи-изнью?..
Обескураженный отсутствием реакции — Лейла сосредоточенно драила ванну, а Гриша старался не дышать, хозяин шумно, мучительно вздохнул и с нарочитым кряхтением перебрался на кухню, подставить мизинчик под холодную воду. Обернувшись на гостя, Миша выдал:
— На лугу-у живёт скрипа-ач. Носит фра-ак — и ходит вска-ачь.
— Чего?.. — проговорил, не выдержав его взора, Гриша.
— Зага-адка. Носит фра-ак и ходит вска-ачь. Ну-у?
— Фрак… не знаю.
— Кузнечик!
Творец закрыл воду и, цокая языком от незадачливости гостя, возвратился к «растреклятой» полке. Самый обычный мужчина проговорил загадку про себя и закивал, утвердительно опустив уголки губ. Действительно, кузнечик. Теперь лицезрение мира за окном обрело некий, хоть бесполезный, смысл.
— Ле-ейла-а! — зашумел Миша через полчаса.
Женщина отправила резиновые перчатки в раковину и облокотилась о дверной косяк.
— Закончил?
— Закончить-то зако-ончил, — вышел Миша к ней в прихожую. — Скоро Го-оша придёт.
— Что ж ты не предупредил?!
— Ми-иша? — удивился творец. — Миша са-ам только вспо-омнил.
— У нас уборка! Пусть завтра приходит!
— Ле-ейла, это Го-оша, — со значением произнёс Миша.
— И правда, Гоша — это Гоша! Скажи, пусть завтра приходит.
— У Гоши иде-ея.
— Какие у Гоши идеи?! Спёкся он после первого альбома! И слышать не хочу. Идеи…
— У Гоши — иде-ея! — с нажимом повторил Миша, покосившись на гостя, который уже вовсю развесил уши.
— Ну… если так, — неожиданно уступила Лейла. — Я за хлебом?
— Не помеша-ает.