Шериф, разумеется, этого не спросил, но тут же заглянул в стенной шкаф. Его проницательные глаза – ярко-зеленые, почти звериные – метались из стороны в сторону.
– Много нарядов.
– Да, – признал я. – Арлетт нравилась одежда и нравились каталоги «Товары – почтой». Но поскольку она взяла только один чемодан – у нас их два, второй все еще у дальней стены, видите? – она упаковала только ту одежду, которая ей нравилась больше всего. Ну и, наверное, самую практичную. У нее были двое слаксов и джинсы, а теперь их нет, хотя брюки она не особенно часто носила.
– Брюки удобны в поездке, так? Независимо от того, мужчина ты или женщина, брюки удобны в поездке. И женщина может остановиться на брюках. Допустим, если торопится.
– Пожалуй, – согласился я.
– Она взяла драгоценности и фотографию бабушки и дедушки, – послышался сзади голос Генри. Я даже подпрыгнул – совсем забыл о его присутствии.
– Правда? Наверное, не могла не взять.
Шериф еще раз внимательно осмотрел одежду Арлетт и закрыл дверь стенного шкафа.
– Милая комната. – Он направился к коридору со стетсоном в руке. – Милый дом. Только рехнувшаяся женщина может бросить такую спальню и такой дом.
– Мама много говорила о жизни в городе. – Генри вздохнул. – Ей хотелось открыть там магазин.
– Правда? – Зеленые глаза шерифа уставились на него. – Что ж! Но для этого требуются деньги, так?
– Она унаследовала землю от отца, – вставил я.
– Да, да. – Шериф застенчиво улыбнулся, будто совсем забыл об этом. – Может, оно и к лучшему. Лучше жить в пустоши, чем со сварливой, злой женщиной. Книга Притч. Ты рад, что она уехала, сынок?
– Нет. – Глаза Генри наполнились слезами.
Я мысленно благословлял каждую слезинку.
– Ладно, ладно. – Шериф сочувственно покивал, а потом, опираясь руками на пухлые колени, заглянул под кровать. – Вроде бы там женские туфли. На широком каблуке, удобные для ходьбы. Она же не могла убежать из дома босиком, так?
– Она обычно ходила в холщовых туфлях. Они тоже пропали.
Конечно, пропали. Выцветшие, зеленые, которые она называла садовыми туфлями. Я вспомнил о них, перед тем как начал засыпать колодец.
– Ага! – кивнул шериф. – Еще одна тайна раскрыта. – Он вытащил из кармана жилетки серебряные часы и взглянул на них. – Пожалуй, мне пора. Время поджимает.
Мы направились к крыльцу. Генри вновь шел последним, возможно, чтобы никто не видел, как он вытирает слезы. Мы сопроводили шерифа к седану «максвелл» со звездой на дверце. Я уже собирался спросить его, хочет ли он взглянуть на колодец, когда он остановился и с пугающей добротой посмотрел на моего сына.
– Я заезжал к Коттери, – сообщил он.
– Да? – переспросил Генри. – Правда?
– Я же говорил, что теперь останавливаюсь чуть ли не под каждым кустом, но всегда пользуюсь туалетом, если знаю, что хозяева содержат его в чистоте и можно не волноваться из-за ос, дожидаясь, пока из моего крантика вытечет жидкость. Коттери очень чистоплотные. У них такая симпатичная дочь. Почти твоего возраста, так?
– Да, сэр. – На последнем слове Генри чуть возвысил голос.
– Нравится она тебе, правда? И ты ей, судя по словам ее мамы.
– Она так сказала? – спросил Генри, явно удивленный и при этом довольный.
– Да. Миссис Коттери сказала, что ты тревожишься из-за своей мамы и что-то говорил насчет этого Шеннон. Я спросил, что именно, а она ответила, что у нее нет права об этом рассказывать, но я могу спросить у Шеннон. Вот я и спросил.
Генри смотрел себе под ноги.
– Я сказал ей, чтобы она никому не говорила.
– Ты же не будешь из-за этого обижаться на нее, так? – задал вопрос шериф Джонс. – Когда большой дядька со звездой на груди спрашивает такую малышку, как она, что ей известно, малышке трудно удержать рот на замке, правда? Ей ничего не остается, как сказать, разве нет?