Всех приведённых в порядок русских барон отправил гуртовать стада и гнать их на юго-восток, туда где река Славная в своём течении делала большой разворот с более-менее северного направления на более-менее западное и устремлялась к озеру Карасик. Места там были редколесные, с хорошими луговинами — как раз самое то для животноводства. Мужикам было велено городить загоны и присмотреть место под ферму.
Вдоль дороги выстроилось пятьдесят повозок, готовых отправиться туда же. Ну — как готовых? Старшие жёны, пережившие ещё развал СССР и лихие девяностые, держались спокойно — и не так жизнь заворачивала. «Средние», так скажем, особенно имевшие двоих-троих детей подросткового возраста, помощников — тоже неплохо. А вот молоденькие шмакадявки, внезапно оказавшиеся без рабов, но с мелкотой на руках, в жизни палец о палец не ударившие, тряслись в тихой истерике. И только страх порки пока останавливал их от перерастания этой тихой истерики в громкую.
На берегу осталась потерянная толпа степных рабов, сбившихся кучками вокруг редких костров. Здесь тоже был интернационал ещё тот: казахи, киргизы, туркмены, афганцы, уйгуры и прочие азиатские народы. Вспомнилось вдруг: русский с китайцем — братья навек. Здесь, скорее, сёстры — по большей части это были рабыни-служанки, захваченные в набегах на чужие племена или по дешёвке купленные у работорговцев. Я попыталась себе представить: что будет, если дать им вольную и предложить поселиться в одном посёлке с бывшими хозяевами? По ходу дела, будет не очень. К бабке не ходи: подомнут их под себя, будут отправлять на самые грязные и тяжёлые работы. Чёт такой вариант мне не очень нравился. Блин.
Так. Лето же. Общежитие интернатское у нас почти пустое стоит. Значит — что?
— Глирдан!
— Да, госпожа?
— Этим нерусям объясни, что их сопроводят в замок, вместе с остатками имущества. Провожатым скажи: я велела расселить их в интернате пока, отмыть, переодеть. День на обустройство, баню, швейное и прочее. И целители их пусть посмотрят, кто в замке есть. С вечера распределить на простые работы по хозяйству. Петя вернётся — будет конкретнее решать: кого куда. Пока по-русски не заговорят — даже речи о свободе быть не может. Да и потом… сперва смотреть будем.
— Понял!
— Всё езжай.
Муж о чём-то разговаривал с Лелинским старостой, приехавшим вместе с телегами (договорились мы, что выдаст Лелино пока кой-какие продукты и инструменты, чтоб быстрее новичков отоварить) да в придачу со своей полевой кухней — «А то ишь, рыбкинские-то выпендрились! А мы что же — не сможем своего барона накормить, что ли?»
Стада ушли, повозки жён (осчастливленных шанцевым инструментом и семенной картошкой) уехали, цепочка «лишних» телег с остатками имущества, обсиженных измождёнными степными рабынями (и немного рабами-калеками), потянулась на юг по тракту: трое сопровождающих дружинников рассчитывали по светлому вечеру пройти километров пятнадцать-двадцать пути.
А у меня было ещё почти две сотни увечных, которым я обещала вернуть отнятое Степью. Да, в ночь, должно быть, растянемся. Ну и что? Целители мы или нет⁈
ЖУЛДЫЗ
Новая Земля, Жулдыз, 05.03 (июля).0027
Кельда