Еще одно иррациональное чувство, ведь каждый и особенно она сама понимали, что этого не избежать. Ничего не изменить. Не исправить. Но разве сердце может принять так просто правду?
Сидящая рядом с ней и уткнувшаяся в колени Сакура тихо шмыгнула носом, неспособная взять себя в руки и плача.
Для нее старый убийца стал тем освободителем, который вырвал корень зла. Избавил ее и мир от ужасного Червя. Он, не щадя себя, пошел на риск и выиграл, заплатив за это слишком большую цену.
Она боялась, что Широ и остальные будут ее ненавидеть за это, ведь из-за нее он получил все эти повреждения, вынудившие Аозаки провести операцию раньше положенного. Из-за нее он не сможет провести больше времени с сыном и спасти дочь.
Но ничего не изменилось. Она не стала чужой или ненавистной. Все как было, так и осталось, давя грузом вины на ее пережившие недетское зло детские плечи.
Сакура понимала, что не должна думать в подобном ключе, не должна себя корить, ведь напасть на Червя не ее решение. Она никого не заставляла. Она не виновата, что стала катализатором приблизившим неизбежное.
Это просто… Судьба.
Но эти мысли преследовали ее, питались тьмой внутри, осколками Грааля, сросшимися с душой.
Она лишь хотела, чтобы Широ не возненавидел её. Не накричал в гневе и не оттолкнул. Не после того как … вытащил из ямы мрачных мыслей и спас от ужасного будущего с чудовищным финалом.
Каждый из них мог лишь надеяться, что завтра будет солнечно.
Глава 10.
Широ стоял и смотрел на то, как горело пламя печи. Как обугливалась одежда и плоть, превращаясь сначала в нечто мерзкое, а уж после в пепел.
Кремация. Именно так хотел закончить свой земной путь Кирицугу. А прах развеять над морем.
Странное желание, особенно для человека, не так уж и часто отдыхавшего у водной глади. Да что там, он на отдыхе ни разу бы не окунулся, пока сам рыжик не проел ему плешь.
Уже единственный Эмия не моргая смотрел на то, как языки пламени лизали лицо родителя, как менялась его внешность.
Кто вообще придумал печи для кремации открытого типа? Кто в здравом уме посчитал, что родственникам будет интересно смотреть за процессом сжигания?
Аозаки, Реги, Фуджимура и Сакура ушли, оставив его одного, первые трое так вообще проявили чудеса такта.
Вскоре, урна наполнилась тем, что осталось.
Излучаемое ей едва ощутимое тепло жгло руки. Но он терпел. Терпел пока они ехали к скальному мысу у океана. Терпел, поднимаясь по извилистой тропе и крутому склону. Терпел, стоя там и собираясь с силами перед самым ответственным.
Крышка открылась; ветер поднял небольшое облачко праха.
— Ты всегда будешь в моем сердце. — прошептали его губы, медленно наклоняя урну.
Тонкая струйка пепла не успела коснуться земли, уносимая в кажущееся бесконечным море, дующим в спину ветром.
Стоящая позади Тайга всхлипнула, каким-то чудом услышав слова ребенка. Ей было больно. Больно от того, что её не было рядом, что она не смогла утешить, даже обнять.
Бесполезная, корила она себя, собирая вещи и прыгая в первый же скоростной поезд. В университете отнеслись с пониманием, особенно к внучке почётного спонсора. Встреча с Широ была скомканной. Девочка, когда-то влюбившаяся в мрачного, молчаливого и странного Кирицугу ревела навзрыд, сидя у тела возлюбленного, признаться которому ей никогда не хватало сил. Но теперь поздно. Ей остаётся лишь довольствоваться теми воспоминаниями, которые она смогла создать вместе с ним и его сыном.
И вот теперь, стоя у этого обрыва, она могла слышать то, что он мог ей сказать: «Живи своей жизнью, Тайга. Ты молода и прекрасна, так не трать себя на горе. Дыши полной грудью, люби и будь любима тем, кто сможет принять твои чувства и ответит такой же яркой взаимностью».
Возможно, это была галлюцинация уставшего разума, возможно игра звука и завывающего ветра. Ведь мертвые не говорят. Они больше вообще ничего не могут, лишь смотрят на живых, ожидая, когда же сыграет их финальный аккорд, перед ожидающим их небытием.