— Скажи, а много ли ты можешь заработать игрой на рубабе? — спросил Еркин музыканта.
— Немного, но мне хватает.
— А не знаешь, можно ли на базаре купить домбру?
— Шутишь, на бухарском базаре можно купить все, что только пожелаешь, — усмехнулся музыкант.
Мальчик лихорадочно думал. Без денег он ничего не сможет. Неизвестно, когда вернется мудрец по имени Чистый сердцем из своего путешествия и вернется ли. Быть может ему, Еркину, придется отправиться на поиски мудреца в другую страну. А на это нужны деньги. Но кроме прекрасной Амиры помощи просить не у кого. Надо сейчас же разыскать ее дом и попроситься в работники. А если ей не нужен работник, то, возможно, она будет добра и одолжит ему на домбру. Ведь играя на домбре, он заработает себе на хлеб и скопит на путешествие… Так размышлял Еркин.
— Надо найти дом Амиры, — решил мальчик и свистнул манула.
Однако найти ее дом было не просто. Еркин расспрашивал местных жителей, и те указывали на лабиринт узких улиц, на которых с трудом могли разъехаться две арбы, запряженные ослами. И хотя мечети древнего города возведены на огромных площадях, жилые дома строились так близко один к другому, что Еркину казалось, что в этой части города он задохнется. Привыкший к просторам степей мальчик недоумевал, как люди могли жить в такой тесноте.
Наконец один старик помог найти дом прекрасной арабки:
— Прямо за углом. Вижу, ты сам не из Бухары. Не знаю, что тебе нужно в этом доме, но хочу предупредить, что живет здесь женщина, которая служит самому шайтану. Ты еще мальчик, не губи себя и остерегайся ее.
Еркин не знал, верить ли словам старика. Долго простояв перед домом Амиры, он наконец решил отдаться воле судьбы и громко постучал в резную дверь хорошо начищенным, сияющим на солнце, дверным кольцом-халькой[6]. Ему открыла пожилая женщина.
— Ас-саляму алейкум, — поздоровался с ней Еркин. — Я пришел сюда по приглашению госпожи Амиры.
— Хозяйки нет, — сухо ответила женщина, внимательно оглядев его с головы до ног. После небольшого колебания она впустила мальчика и манула в дом.
— Проходи во двор и подожди там госпожу. Она должна скоро прийти.
Неприглядный снаружи глинобитный дом оказался внутри роскошным уютным жилищем. Женщина указала Еркину на скамейку, стоящую в тени виноградной лозы, обвивавшей крытую часть внутреннего дворика. Часть дворика была украшена колоннами и небольшим айваном[7], искусно отделанным разноцветным резным ганчем[8].
Когда Амира вернулась, она приветливо встретила Еркина, пригласив его в часть дома, отведенную для приема гостей. Мальчика и манула накормили. Амира не нуждалась в работнике, но она благосклонно одолжила ему несколько монет, а также предложила ночлег.
Уже на следующий день Еркин побежал на рынок за домброй. Понимая, что он не единственный музыкант в городе, мальчик знал, что для хорошего заработка надо показать что-то уникальное. Он вынашивал план, родившийся в его голове сразу же после разговора с музыкантом, игравшем на рубабе. Для осуществления плана оставалось всего несколько дней, пока эликсир откровения еще действовал. За короткое время Еркину надо научить манула танцевать под домбру.
— Дорогой манул, если научишься хотя бы нескольким движениям в такт музыке, обещаю, что ты каждый день будешь есть изюм.
Манул долго сидел под тенью дерева, пристально смотря на мальчика немигающими круглыми глазами. Потом встал на задние лапы, и, простояв несколько секунд, грузно упал на песок.
— Ты изволишь надо мной издеваться, маленький человек, — промурлыкал манул. — Где же видано, чтобы звери так добывали пищу? Мы — охотники, а не танцоры.
Как не бился Еркин, у манула ничего не получалось. Прошло еще два дня, и мальчик уже с трудом понимал манула. И хотя у него еще оставалось немного золотого песка, Еркин боялся готовить эликсир откровения в доме Амиры. Он помнил слова бухарского старика о том, что прекрасная арабка якобы служит шайтану. Вдруг мальчик заметил, как ловко подпрыгивает манул, чтобы поймать надоевшую муху. Тогда Еркин поманил манула за собой. Зверь неохотно засеменил за мальчиком. Они пришли на базар, когда торговцы складывали товар. Там, где убирали лотки со сладчайшими дынями, Еркин остановился. Мух было видимо-невидимо. Проголодавшийся манул беспрестанно подпрыгивал, ловя мух, и тут же их съедал.