— Ну надо ж-ше! С-спус-стя четыре года, вы наконец-то с-сделали домаш-шнее з-садание! З-самечательная осведомленнос-сть, прекрас-сная подача! Но! Увы, вы опоз-сдали, з-садание я не приму, — он наиграно покачал головой. — А теперь покиньте мой кабинет так ж-ше быстро, как и на первом курс-се!
Едва открыв рот, девушка тут же его закрыла. Накатившая волна возмущения и понимания, что все выступление ушло в никуда, сбили весь настрой. Девушка развернулась и, кипя от злости, вышла за дверь, где за скромным столиком работала Ингрид. Она бегло глянула на зажатый в руке профессора лист и кивнула на него:
— Вас за этим вызывали?
Илинея глубоко вдохнула и поднесла список к глазам. Рыкнув «Черт!», она скомкала его, схватила сумку и, не глядя, закинула в большой карман.
— Крепись, Ингрид! — на выдохе произнесла она и ураганом вылетела из приемной, оставив девушку в неведении.
Впрочем, для понимания состояния Илинеи ей и не нужны были детали.
В квартиру колдунья забежала злая, как стая скальных врахов, разве что прохожих в общее гнездо не утаскивала. Сумку безжалостно кинули к стене, а сама девушка, разуваясь и раздеваясь на ходу, напролом шла к телефону, ибо лишь один человек в городе был способен выдержать ее гнев. Болеро с корсажем полетели на кровать, а многослойная юбка бесформенной кучей упала рядом со столом. В одних чулках и расстегнутой бежевой блузке она сидела на табуретке в прихожей и крутила номерной диск, набирая подругу. Шел четвертый час дня…
***
Утро Риды, несмотря на отпуск, началось довольно рано. На прошлой неделе Дориан-таки согласился вернуться в госпиталь и проходить лечение, как нормальный человек, и невыносимая жизнь Риды превратилась в невыносимо скучную. Илинея всю неделю пахала, света не видя и подумывая разработать ответное проклятье для учетного отдела, решившего базовый курс иллюзии для непрофильных групп впихать в один месяц. Компания нескольких общих знакомых, с которыми девушки иногда собирались, Риду не особо прельщала, ибо один на один с ними было довольно скучно, а с коллегами по работе Рида из принципа не общалась. Принцип этот назывался «будем честны, мы бы продали друг друга за один нинге». В офисе Риду не любили. Но, справедливости ради, стоит сказать, что офисники вообще никого не любили, в том числе, друг друга. Корпоративный дух не позволял.
Возможно, одинокий отпуск проходил бы гораздо веселей, если бы изначально не планировался совершенно иным образом. А теперь… планов не было, дом блестел, и Рида маялась бездельем, по привычке просыпаясь в восемь утра.
Она сидела на кухне, у дровяной печи, и лениво листала одну из старых книг бабушки. Как назло, та предпочитала мелодрамы, так что процесс шел медленно и, в принципе, существовал больше для создания вида и самообмана. Взгляд девушки то и дело останавливался, а потом вновь начинал бегать по тексту, перечитывая тут же забытые строки. Книга казалась ей столь скучной, что она невольно следила за всем вокруг, но не за сюжетом. Она ждала.
Ждала, когда в госпитале начнутся часы приема, когда пойдут первые рейсы омнибусов… Она отложила книгу на кухонный стол, накинула куртку и вышла во двор. Осеннее солнце поднималось лениво и незаметно, словно пасмурное небо светлело само по себе. Холодный воздух пробирался под одежду, выстужая разгоряченное пламенем тело, успокаивая и завораживая. Шагая по мокрой, пожухлой траве, Рида подошла к обочине дороги. Жители соседних домов просыпались. Где-то только загорался свет, где-то в окнах виднелись торопливо одевающиеся люди, а кто-то уже спешил по делам, шустро перебирая ногами и бросая удивленные взгляды на зевающую у обочины девушку. Она лениво осматривалась, пока на грани сознания что-то не зацепило ее внимание. Протерев глаза, девушка прищурилась и пригляделась к виднеющейся в дали станции.
— А?
Не отрывая взгляда, она повернулась и пошла в дом, где бабуля Бренан уже пила свой утренний чай. Вилья сидела за столом и смотрела в одну точку, помешивая терпкий напиток маленькой серебряной ложечкой, которую носила на шее в красивом металлическом футляре. И хотя Рида и другие родственники неоднократно интересовались вещицей, Вилья бережно хранила тайну ее появления, оставляя окружающих в неведении. «Мне кажется, я заслужила право на маленький секрет!» — возмущенно говорила она каждый раз, когда кто-то вновь поднимал эту тему. Дочь Вильи, Аша, была уверена, что это подарок одного из поклонников. По крайней мере, она не помнила, чтобы что-то подобное дарил ей отец. Дедушка Риды вообще подарками не увлекался и был человеком крайне прагматичным. Родня же в большинстве своем склоняется, что за маленькой ложечкой на цепочке кроется что-то криминальное или болезненное. И только Дориан помнил, как еще совсем маленьким ходил с бабушкой на барахолку, где она и выторговала симпатичную вещицу у ушлого торговца сувенирами. Причем купила она ее просто так, но общий интерес к старинной вещице женщину забавлял, и она решила активно подыгрывать, подбрасывая все больше самых разных зацепок и наслаждаясь глупостями, строившимися вокруг обычного сувенира.
Впрочем, сейчас Вилье было не до шуточек — тело с кровати она подняла, но еще толком не проснулась. Хотя в голове уже прорабатывался план садово-огородных работ, крутившихся, в основном, рядом с пунктом «отложить на завтра и упасть на уши соседке». Она громко зевнула и вопросительно посмотрела на внучку, остановившуюся в дверях. На фоне чуть шумяще разговаривало радио, желавшее всем доброго утра и обсуждавшее какую-то ерунду из жизни знаменитостей.