— Отсутствием похмелья. — Серафим ухмыльнулся. — Уж ты должна меня понять. Гораздо приятнее, когда женщина после секса бодра и полна сил или хотя бы утомлена и довольна, а не мучается добрые сутки от тошноты и головной боли. Ну так что? Браслет или мы идём к ректору?
Вблизи стало понятно, что глаза у него и впрямь были, зелёное пламя клубилось в полупрозрачных сферах, частью выплёскиваясь наружу сквозь их поверхность. И тёмные узоры оказались не рисунками, они действительно выглядели трещинами на коже. А вот черты почти не изменились, и по всему выходило — маска не так уж сильно отличалась от его настоящего лица.
Ева молча протянула руку. Браслет выглядел достаточно изящно и совсем не походил на кандалы, функцию которых мог и должен был выполнять — вещица обманчивой несерьёзности. Ева плохо разбиралась в артефактах, но не сомневалась, что снять его не получится. Незамкнутый овал аккуратно сел по руке и казался украшением.
Она замерла, когда прохладный металл коснулся кожи, прислушалась к ощущениям… И не почувствовала ничего нового. Вскинула ладонь, выплетая атакующий крест — простые чары против бестелесных гостей с Той Стороны, и тот получился обычным, без запинок и отклонений.
— Надо же, у тебя и правда есть дар, — с заметным удивлением в голосе констатировал Серафим, явно не заметивший предыдущего удара по чёрной зубастой твари, взял ладонь случайной любовницы в свою и собрал пальцы в кулак, вынуждая сбросить чары. — Интересный симбиоз.
— Не понимаю, о чём ты.
— Ну да, а браслет надела только потому, что секс понравился, — паскудно осклабился он, не спеша отходить. Так и стоял вплотную — лишь мягко касаясь руки, но подавляя и заставляя нервничать.
— Понравился, — спокойно согласилась Калинина, потому что отрицать очевидное глупо. — Но я бы предпочла более традиционный финал.
— Это мой труп, что ли? — рассмеялся он.
— Просто упадок сил! — резко вскинулась она. — Я никого не убивала. Никогда!
Серафим несколько мгновений нависал над ней, но Ева не отвела взгляда, даже несмотря на то, что без каблуков она стала в сравнении с ним ещё ниже, в упор его лицо нервировало гораздо сильнее, чем издалека, а смотреть в зелёное пламя было неприятно и почти больно глазам. Потом он усмехнулся и, опять обхватив ладонью её лицо, медленно провёл языком по сомкнутым губам. Облизнулся. Язык у него тоже был немного другим — узким и как будто более длинным. Ещё мгновение поколебался, раздумывая, и поцеловал.
Ева не стала возражать, только закрыла глаза, позволив себе нырнуть в ощущения и отвлечься от всего остального.
Она не лгала. И пусть думает что хочет.
Как бы Дрянин себя ни вёл, но целовал так, как прежде: сладко и уверенно, не принуждая, а увлекая и туманя разум. Но поцелуй вскоре прервала пронзительная трель смутно знакомой мелодии. Ева растерялась, а вот адмирал сообразил сразу, шагнул, тихо ругнувшись, к висящему на спинке стула кителю, принялся искать карманы, и до Калининой наконец дошло: у него звонил наладонник. Здесь, где не было сети, и их всех отдельно об этом предупреждали!