— Но он не умер, — сказал полковник Секстон.
— Нет, — подтвердил мистер Уэбб и сокрушенно покачал головой, продолжая смотреть на огонь в камине, — не умер.
— Что вы с ним сделали?
— То же, что и с другими: разоружили и отобрали все деньги, — ответил капитан Фокс, пожав плечами. — Затем мы с мистером Уэббом сопроводили его до побережья. В Портсмуте стоял корабль, готовый к отплытию в германский порт Любек. Мы погрузили Уолвертона на борт и заплатили за его доставку в Германию. Рана его была серьезной, и у него не оставалось ни единого шанса снова когда-нибудь появиться на нашем берегу. А по прибытии в Германию ему предстояло оказаться без средств к существованию, стать одним из Богом забытых бедняков, таким же, каких он недавно так презирал.
— А может быть, — сказал мистер Уэбб, — случившееся было еще и расплатой за наши грехи.
Воцарилось короткое молчание, которое внезапно нарушил скрип спинки кресла полковника Секстона.
— Нет, — возразил он отрывистым голосом, вставая, — я так не думаю.
Капитан Фокс поднял на него гневный взгляд:
— У вас нет оснований, сэр, сомневаться в том, о чем мы рассказали.
— В отношении фактов, которые вы мне сообщили, у меня сомнений нет. Но что касается вашего объяснения, Джон, да, они у меня есть. Например, — продолжал полковник, расхаживая по комнате, — вы сказали, что ваш сын мельком видел лицо сэра Чарльза, а затем узнал его на портрете. Но когда был написан портрет? По крайней мере, перед самой войной. Двадцать лет назад, возможно, даже двадцать пять? Сэр Чарльз, если он в самом деле все еще жив, должен быть сейчас глубоким стариком.
— Это верно, — медленно произнес мистер Уэбб с изменившимся лицом.
Но капитан Фокс нахмурил брови и отрицательно покачал головой.
— Тогда кого же видел мой сын? — спросил он. — Какое иное объяснение вы могли бы предложить?
— Одно из тех, которые ведут к определенности, по вашему собственному признанию, — ответил полковник Секстон и, вынув из внутреннего кармана френча листок бумаги, бросил его на стол: — Это документ о передаче имущества. Им устанавливаются права Эдварда Уолвертона, сына покойного сэра Чарльза, на владения и землю, принадлежавшие его отцу и оставшиеся не конфискованными Парламентом.
— Но Эдвард Уолвертон мертв.
— Похоже, это не так.
Капитан Фокс бросил взгляд на мистера Обри.
— Но… — он запнулся, отвернулся от историка и поднял взгляд на полковника. — Я нашел его, — в ярости капитан понизил голос до шепота. — Всех детей Уолвертона… Я нашел их. Вы помните, сэр. Они были мертвы, все до единого.
— Их останки, — полковник Секстон тоже понизил голос, — слишком разложились и были до такой степени неузнаваемы…
Мистер Обри неловко зашевелился и сказал, вставая из-за стола:
— Если хотите, я могу найти…
— Нет-нет, — возразил полковник Секстон, придавая голосу как можно более категоричный тон, — мы больше не станем касаться этого вопроса, поскольку, судя по вашей собственной неуверенности, капитан, можно не сомневаться, что Эдвард жив. Эта бумага, — полковник взял со стола документ, — была составлена в городе Праге и прислана нам оттуда. Меня попросили обратить на нее внимание, потому что возникло подозрение в подлоге. Но теперь, когда мы знаем, что сэр Чарльз после войны оказался в Германии и, очевидно, в конце концов встретился там с сыном, у нас не может быть сомнения, что она действительно подлинная.
В комнате повисло неловкое, полное сомнений молчание.
— Кем же был в таком случае тот, — заговорил наконец капитан Фокс, — кого мой сын видел закутанным в черный плащ и кого принял за сэра Чарльза?
— Это яснее ясного, Джон, — ответил полковник Секстон, махнув бумагой, словно клинком, — его сын Эдвард. Нам ведь известно, что он собирался возвратиться в Англию.
— Но видел ли его кто-нибудь, кроме Роберта?
— Нет. Возможно, он затаился. Хотя у него есть агент, который действует в его интересах очень активно.
Капитан Фокс нахмурил брови.
— Иностранец? С очень бледным лицом и густой черной бородой?