— Да, мой друг. Он только выглядит взрослым, на самом деле он ментально одинаков с моими сверстниками. Бабуль, я просто хотел вас познакомить, раз уж такое дело. Ты звала маму, но она…
— Да заходите вы уже! Что стоите?
Мы спешно послушались её наказанию, и Рю положил свои сумки на пол с особой осторожностью, но не так изящно, как он это — по моим наблюдениям — смог бы сделать своими спичками-конечностями. Ну и дети пошли нынче.
Из другой комнаты донёсся радостный голос Сумико-сан:
— Акира тебя ждал, о тебе и говорил. Соскучился по двоюродному брату.
Не прошло и десяти секунд, как с лестницы уже вовсю бежал мальчик лет десяти и кричал во всё горло «Рю!»
Так называемый двоюродный брат и не думал останавливаться, он запрыгнул на моего клиента, обхватывая всеми конечностями, что Рю шагнул назад, чтобы не упасть на свои же сумки, и обнял в ответ мальца с рыжими волосами. Я считал, что с дисциплиной и самовыражением с Японии туго, а тут такой яркий цвет.
— Рю! — он ни в какую не отлипал.
— Акира, ты тяжёлый, имей совесть, — Рю не совсем бурчал, как старик, на его лице было что-то радостное. Хотя со всем этим чуточка недовольства от старшего никогда не повредит правильному воспитанию ребёнка.
— Это ты имей совесть! — парировал Акира, отчего я сам готов его обнять. — Приехал через месяц, как бабушка попросила.
— Он учился, Акира-чан, — мягко внесла свою лепту бабушка.
— Всего лишь? — в миг из счастливого ребёнка он превратился в не более капризного. У него очень редкие, по моему опыту, блики в глазах, всеобъемлющие, частые. Такое встретишь не каждый день. Акира и впрямь был доволен своей жизнью. — Можно было позвонить… — уклончиво высказался юноша.
— Ну, ладно тебе, зёрнышко моё, — она подходит к младшему и ворошит ему волосы. Вдруг она обратилась ко мне: — Будете есть?
— А, нет, спасибо, мы с Куросавой должны разобраться с историей японского творчества и некоторых авторов исконно японских картин.
— Он художник, — Рю берёт рисовую булочку со стола, помыв руки, и всучивает мне свой рюкзак.
— Сразу видно, культурный человек, — и схватилась за сердце.
— Я с вами, — Акира берёт ладонь Рю, которую он мимолётно и привыкши отдёргивает.
— Не мешай им, — бабушка кладёт кисть на плечо мальчика и пытается достучаться до него понимающим взглядом. — Если захотите поесть, спускайтесь.
— Хорошо.
Чтобы не терять ни единой возможности побыть с братом, рыжий пробирается в щель между нами и привязывается к его ноге, таким образов вышагивая по лестнице на второй этаж. Я замыкал эту приглядную процессию, взвешивая полупустой рюкзак своего подопечного.
И теперь отмотаем чуть назад. Во мне в течение всей тёплой семейной идиллия было чувство, — нет, не так, я наблюдал за этим, — что что-то вообще не на своих местах. Меня не впускала, точнее, даже слушать ей было меня противно, Сумико-сан до тех пор, пока я не сказал, что друг Куросавы. Она смотрела враждебно. Я могу расположить это в ряд нормального, ведь каждому человеку насолил чужой, ибо мы ведём себя с ними всегда с отторжением в теле, но Сумико-сан не впускала даже Рю, не находила покоя в его глазах, и что самое удручающее — после она с концами выключила говорящее предчувствие на мой счёт, стоило предъявить доказательство нашей крепкой дружбы (я правда считаю её таковой, а как, действительно, иначе?)
Блики из её глаз пропали, они стали мутной плёнкой, не дающей по-человечески разобраться, кто есть кто. Она не та добрая бабушка из традиционных семей, она сошла с ума уже давно. Сошла именно по вине Рю. Ей больше не дано ничего увидеть в его присутствии. С ней что, выйдет гораздо проще, чем я планировал?
— Не надо, — добавляет в ход моих мыслей лишнюю стену Рю.
В следующую секунду Акиры уже не оказалось рядом с нами.
— И это тоже.
— Что — не надо? — я зашёл в убранную спальную комнату в поисках злосчастных картинок, смирившись, что их нигде в помине не окажется прямо у моего носа.